Три секунды

— У нас четыре дня. И один уже прошел. Если Гренс встретится с Хоффманном… Если Хоффманн заговорит… Если…

Йоранссон оборвал себя. Сказанного и так было достаточно. Они оба видели хромого комиссара — пожилого, упертого, из тех, которые не сдаются. Он будет искать правду, пока получается, а потом будет искать дальше — когда поймет, что правду с самого начала утаивали его собственные коллеги. И тогда он продолжит искать и не остановится, пока не столкнется лицом к лицу с теми, кто утаивал правду и покрывал ложь.

— Это вопрос времени, Фредрик. Организация, которая получила информацию и захочет действовать, будет действовать. Там, где Хоффманн сейчас, заключенные не контактируют друг с другом. Значит, все займет немножко больше времени, но случай, подходящий момент придет обязательно.

Пальцы начальника Управления мяли незажженную сигарету.

Так знакомо. Потом он понюхает кончики пальцев, чтобы растянуть запретное удовольствие.

— Но если хотите, мы можем… я имею в виду, изолятор — это ведь жуткое место. Никаких человеческих контактов. Хоффманна непременно переведут обратно, в прежнее отделение, к тем, кого он уже знает. Если там, в строгом изоляторе, ему не особенно хорошо… ему лучше вернуться к соседям по коридору. Из… общегуманитарных соображений.

* * *

Оскарссон стоял там, где привык, у окна, оглядывая свой мирок — большую тюрьму и маленький поселок. Его никогда особо не интересовало, есть ли где в мире что-нибудь еще. В окно он видел все, к чему так стремился. Солнце отражалось в стекле. Щеки, нос и лоб жгло; Леннарту было больно. Он с трудом рассмотрел свое отражение в темнеющем окне, но увидел, что синева вокруг глаза уже как будто приобрела другой оттенок.

Он ошибся, не распознал степень отчаяния.

— Да?

Телефонная трубка помогла не чувствовать, насколько натянута кожа на щеке.

— Леннарт?

Голос начальника пенитенциарной службы.

— Это я.

В трубке что-то заскреблось, звонивший находился на улице, на довольно сильном ветру.

— Я звоню насчет Хоффманна.

— Да?

— Его надо отправить назад. В прежнее отделение.

Скрежет превратился в почти невыносимый треск.

— Леннарт?

— О чем вы, черт возьми?

— Его надо перевести назад. Не позже завтрашнего утра.

— Ему явно угрожали.

— Надо вернуть его назад по гуманитарным соображениям.

— Он не вернется в прежнее отделение. Он не вернется даже в прежнюю тюрьму. Если его куда-то надо переводить, то пускай вообще увозят отсюда, в Кумлу или Халль, в автозаке.

— Вы никуда его не повезете в автозаке. Он вернется в свое отделение.

— Заключенного, которому угрожают, никогдане возвращают в прежнее отделение.

— Это приказ.

Два букета на его столе, цветы начали раскрываться, желтые бутоны перед ним — словно горящие лампочки.

— Мне приказали устроить адвокату позднее свидание с заключенным — и я выполнил приказ. Я получил приказ не дать комиссару уголовной полиции провести допрос — и я его выполнил. Но это… этот приказ я не стану выполнять. Если номер 0913, Хоффманна, вернуть в отделение, где ему угрожали…

— Это приказ. Не обсуждается.

Леннарт Оскарссон наклонился к желтому, ему хотелось ощутить запах чего-то реального. Щека на миг коснулась лепестков, и вернулось ощущение стянутости, словно его ударили.

— Лично я ничего не имею против того, чтобы отправить его ко всем чертям. У меня на то свои причины. Но пока я директор этой тюрьмы — он не вернется в прежнее отделение, для него это верная гибель. В шведских тюрьмах за последние годы произошло достаточно убийств. Человек погибает — и никто ничего не видел, никто ничего не слышал, а труп очень быстро прячут, им же никто особо не интересуется.

В трубке снова скрежетнуло — подул ветер или вздохнули прямо в чувствительный микрофон.

— Леннарт?

Все-таки вздохнули.

— Вы выполните приказ. Или распрощаетесь со своим креслом. У вас есть один час.

Он лежал на железной кровати, закрыв глаза. Мне очень неловко, но я понятия не имею, кто вы.Люди, которые должны были вытащить его отсюда, вернуть в реальную жизнь, сказали ему: тебя не существует.

Официально его приговорили к десяти годам тюрьмы.

Те, кто знал, отреклись. Те, кто организовал фальшивый судебный процесс и реестр судимостей, отрицают это. И не осталось никого, кто способен всё объяснить.

Он не выйдет. Его затравят до смерти, куда бы он ни бежал, как бы глубоко ни спрятался. По ту сторону стен нет никого, кто открыл бы дверь и спас его.

На тюремном дворе гулял ветер. Горячий воздух волной ударялся о бетонную стену и возвращался. Он почти не приносил свежести. Леннарт Оскарссон быстро шагал вперед, вытирая мокрый лоб рукавом рубашки. Дверь, ведущая в изолятор строгого режима, была заперта; Оскарссон поискал ключи — он не часто заходил в этот темный коридор, временное пристанище для тех, кто заработал срок, уже сидя в тюрьме, в отделениях, заполненных самыми опасными уголовниками страны.

— Мартин!

Будка надзирателей была расположена возле двери. Оскарссон зашел к трем своим подчиненным — Мартину Якобсону и двум охранникам помоложе; их имена он еще не запомнил.