Хольгер сидел, не шелохнувшись. Алианора и Гуги лежали словно каменные. Даже Папиллон замер. Все взоры были обращены на восток.
Небо поголубело.
Минула частица Вечности, прежде чем великан грохнул кулаком оземь и уставился на них.
— Сдаюсь, — проворчал он. — Солнце меня жжет. Пора искать убежище. Какова отгадка?
Хольгер встал:
— А почему я должен тебе ее выдавать?
— Потому что я так хочу! — колосс тоже встал, топнул ножищей и ощерил зубы: — Говори, иначе я эту девчонку в лепешку растопчу!
Хольгер изготовил меч.
— Ну хорошо, — сказал он. — Ответ — трава.
— Но у травы нет колес!
— Вот насчет колес я немножко приврал, — сказал Хольгер.
Гнев рванулся из Беламорга оглушительным рыком. Великан бросился на рыцаря. Хольгер отскочил подальше от Алианоры. Если удастся удержать гиганта в помрачении от гнева еще минут пять, а самому уцелеть, то…
— Цып-цып-цып, а вот и не поймаешь!
Беламорг пытался сграбастать его ручищами. Хольгер что есть силы взмахнул мечом и отрубил ему кончик пальца. Потом он прыгал, уворачивался, приседал, колол мечом, ругался, разжигая ярость великана, жадно хватал полной грудью воздух в редкие мгновенья передышки.
Когда первые солнечные лучи коснулись великана, Беламорг взвыл. Такого вопля муки и ужаса Хольгер в жизни не слышал. И побежал прочь от корчившейся туши, устрашенный страданиями, в которых сам же был повинен. Великан так грянул оземь, что подпрыгнули ближайшие валуны, завыл, с ним происходили чудовищные превращения. Потом все стихло. Лучи восходящего солнца озарили длинную глыбу гранита, сохранившую отдаленное сходство с человеческой фигурой, покрытую кое-как сметанными шкурами.
Хольгер рухнул на колени. В ушах у него еще стоял этот вопль.
Когда он пришел в себя, голова его лежала на коленях Алианоры. Ее волосы, ее слезы ласкали его лицо, словно потоки солнечного света.
Гуги выплясывал вокруг гранитной глыбы:
— Золото, золото, золото! Каждый великан носит суму с золотом! Парень, отвяжи ее, станем богаче короля!
Хольгер с трудом поднялся и подошел к нему.
— Я бы тебе не советовала, — сказала Алианора. — Правда, деньги нам в пути не помешают, и если уж ты намерен их забрать — позволь, их понесу я, чтобы проклятье пало на меня одну. Ох, любимый мой!
Хольгер жестом приказал Гуги отойти и склонился над сумой из плохо выделанной кожи, завязанной ремнем. Несколько монет выпали из нее и блестели на земле, как крохотные солнца. Быть может, проклятье на них не падет, если употребить часть денег на благие цели, например, возвести часовню в честь Святого Георгия?
Что это за запах? Не вонь шкур, другой запах, приятный, так пахнет воздух после грозы, когда небо прояснится… Озон? Несомненно. Но откуда…
— Боже мой! — вскрикнул он. Подхватил Алианору на руки и побежал прочь — Гуги! Беги! Скорей отсюда! Ничего не трогай, если жизнь дорога!
За несколько минут они собрали вещи, вскочили на Папиллона и
Помчались вниз по западному склону горы. Лишь проскакав несколько миль, Хольгер остановил коня Гуги и Алианора тут же потребовала объяснений. Пришлось сходу выдумать побасенку, будто святые вдруг предупредили его о смертельной опасности. К счастью, его авторитет в группе был достаточно высок, и они поверили.
Но как он растолковал бы и правд? Он сам плохо разбирался в ядерной физике, но помнил, как на лекциях в университете им рассказывали об экспериментах Лоренца и Резерфорда по превращению элементов. И о лучевой болезни.
Россказни о проклятьи, лежащем на золоте, которое забирали у превращенных солнечными лучами в камни великанов, оказались чистейшей правдой. Во время превращения углерода в кремний возникали радиоактивные изотопы, и счет исходного продукта шел на тонны.
Глава 13
Минул полдень, а они все еще спускались в долину. Но на душе стало спокойнее. Лес вокруг, буковый с редкими соснами, нес явные следы присутствия человека: пни порубок, грядки на росчистях, выщипанный скотом подлесок, и, наконец, что-то похожее на торную дорогу — по словам Алианоры, она вела в городок, куда попасть можно еще засветло. Хольгер, утомленный состязанием с Беламоргом, подремывал в седле — езда шагом и птичье щебетание убаюкивали. Они миновали одинокую ферму. Основательный, крытый соломой дом из ошкуренных бревен солидный хлев свидетельствовали, что хозяин — человек зажиточный. Но из трубы не поднимался дым, а на подворье было тихо и пусто — только ворон сказал, насмешливо каркая.
Гуги показал на дорогу:
— По следам видно — хозяин пару дней назад всю скотину в город погнал. Но отчего бы вдруг?
Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь зеленые кроны, вдруг показались Хольгеру холодными.