Три сестры

Наконец девушек заводят в двухэтажное кирпичное здание, где они оказываются лицом к лицу с другими пленниками. Это просторное помещение с высокими потолками, но, несмотря на его размеры, в нем все равно не могут разместиться сотни обитателей. Их по меньшей мере тысяча, думает Циби. Разбросанная на полу солома напоминает ей о конюшне или коровнике, где должны спать животные, но не девушки. Запах навоза усиливает впечатление о том, что это помещение для скота.

– Нас разместили вместе с парнями! – в недоумении шепчет Циби.

Но она замечает здесь и девушек… Неужели сестры тоже станут такими? Изможденными, с широко раскрытыми пустыми глазами, в которых сквозит отчаяние?

Парни одеты в униформу. Циби полагает, это форма русских солдат: поношенные штаны цвета хаки и гимнастерки на пуговицах, красные звездочки с желтой окаемкой, серп и молот. Циби кажется, они с жалостью смотрят на новеньких, поскольку, вероятно, отлично знают, что их ждет. Или, возможно, просто не хотят делиться с ними своим ограниченным пространством.

– Циби, я думаю, это девушки. – Ливи не в силах оторвать взгляд от истощенных существ, которые продолжают молча смотреть на них.

– Добро пожаловать в Освенцим. – Какой-то мальчик делает шаг вперед. – Сейчас вы в Польше, если вам еще не сказали. Вот здесь мы живем. – Он указывает рукой на тюфяки с соломой, разбросанные по полу.

Неужели и они будут спать на этом? – думает Циби.

– А что сейчас будет? – спрашивает испуганный голос.

– Будете спать вместе с блохами, – откликается другой голос.

– Но мы ничего не ели, – вновь раздается первый испуганный, усталый голос.

– Вы опоздали. Завтра поедите. Предупреждаю: вам побреют голову, как нам, и сбреют у вас все волосы, а потом дадут такую же униформу. А затем на работу. Сопротивляться нельзя. Иначе накажут, как наказывают и нас.

Паренек понижает голос до шепота. Циби замечает его глаза: красивые глаза на худом мальчишеском лице. Ливи права: эти мальчики на самом деле девочки.

– Эсэсовцы повсюду, – заговорщицки говорит девочка, – но опасаться нужно капо, которые следят за нами. Иногда они хуже эсэсовцев. Они заключенные, как и мы, но им нельзя доверять – они сделали свой выбор.

Заключенные. Это слово ошарашивает Циби. Они теперь в тюрьме и останутся здесь, пока немцы не решат уйти. Пытаясь скрыть страх, Циби берется за дело и передвигает комковатый тюфяк на середину темной комнаты.

– Давай. – Взяв Ливи за руку, она осторожно тянет ее на так называемую постель.

Они лежат полностью одетые, не снимая пальто, и солома сквозь грубую мешковину покалывает им руки и голову. Циби жалеет, что они лишились своих чемоданов. Может быть, завтра им вернут их.

Одна за другой девушки находят себе место и укладываются на ночь, но тюфяков на всех не хватает, и некоторым приходится ложиться по две-три вместе, как сардинам в банке.

Ливи плачет, сначала тихо, потом начинает рыдать. Циби обнимает сестру, вытирая рукавом ей слезы:

– Все в порядке, Ливи. Просто ты голодная, мы обе голодные. Завтра мы поедим, настанет день, и нам будет лучше. Не плачь, пожалуйста. Я с тобой.

Но слезы Ливи заразительны, и вскоре весь барак заполняется всхлипываниями и плачем.

Некоторые девушки поднимаются на ноги и, спотыкаясь друг о друга, идут к двери. Раздаются голоса, призывающие их вернуться.

– Попадете в беду! – кричит голос, явно девичий.

– Возвращайтесь в постель! Там, снаружи, хуже, чем здесь! – кричит другой голос.

Рыдания Ливи постепенно затихают, и в бараке наступает тишина, пока не раздается крик:

– Меня кто-то кусает!

В ответ слышится:

– Это просто блохи. Скоро привыкнете.

По-прежнему темно, когда в четыре часа утра девушек будит капо, покрикивая на них, чтобы вставали.

Жутко холодно. После беспокойного сна Циби и Ливи замерзли, хотят есть и пить. Потирая заспанные глаза, они идут за узницами, успевшими изучить утренний ритуал, и выстраиваются в очередь в умывальню с длинным желобом, над которым висят протекающие краны, и к унитазам без кабинок.

Выходя из барака, Циби и Ливи держатся друг за друга, но тут Циби вскрикивает и, споткнувшись, падает на колени.

– Циби, Циби, что случилось? – спрашивает Ливи.

Циби сбрасывает с себя туфли и носки: на ступнях у нее кишат живые блохи. Циби держит снятые носки в одной руке и в оцепенении смотрит на свои ноги. Девушки рядом с ними перелезают через соломенные тюфяки, чтобы выбраться наружу.

– Циби, не пугай меня! Нам надо идти! – кричит Ливи, дергая сестру за руку; Циби, взглянув на свои носки, отбрасывает их в сторону. – Все в порядке, в порядке. Нужно просто вымыть ноги. Я помогу тебе. Пойдем.

Но Циби отодвигается от Ливи. Это ее проблема, и она не должна раскисать перед сестрой.

Через толпу к ним проталкивается молоденькая бритоголовая девушка и хватает отброшенные носки Циби.

– Они ей пригодятся, – говорит она Ливи. – Я вытряхнула из них блох.

Ливи потрясена тоном девушки, совершенно лишенным эмоций. Но тем не менее это добрый поступок.

Кивнув ей, Ливи берет носки и показывает их Циби:

– Блох больше нет. Пожалуйста, надень носки.