Читаем Три сестры и близнецы (СИ) полностью

Когда пришла старшая, Зина словно сбросила с себя тяжелый груз. И сердце отпустило, и мысли выстроились в ряд, не путались больше. Слово Тоси всегда было правильным! Сама она покричит, Олька ей вторит, а вот у Тоси мнение веское! Не зря она всю жизнь проработала в администрации завода! Она у них самая образованная, к ней нельзя не прислушаться. И мальчики прислушаются! Надо только Тосю направить в правильное русло, а то как бы поперек не потекла.

- Помнишь, как тут с Сашей в последний раз сидели? - Зина начала издалека.

Тося глаза в пол - как не помнить?! Саша был веселый, кто б мог подумать, что все так закончится - раз и все! Вздохнул, а выдохнуть не успел - упал замертво. Инфаркт...

Зина сморгнула слезу. Не время плакать. Дело важное!

- Как он тогда говорил, будто знал, что эти слова его завещанием станут! Мальчикам жениться пора.

Бедана и та примолка. Тося нетерпеливо взглянула на сестру. Зина многозначительно молчала. Артистка! Паузу держит!

- И что? - не вытерпела Тося. - Они жениться собрались?

Зина всплеснула руками.

- Да в том-то и дело, что нет!

- И что? - Тося вертела головой, как птица. То на Ольгу посмотрит, то на Зину.

Ольга не встревала в разговор старших. В тонкую щелочку над заслонкой она пыталась рассмотреть, готовы ли лепешки.

- Что, что... Ты знаешь, сколько им лет уже? За тридцать перевалило! А они и слышать не хотят о женитьбе. Так и помрем все, не узнав невесток. Что там Саше скажем? - все же Зина прослезилась.

Ольга открыла заслонку. Хлебный дух окутал весь двор. На сердце стало тихо и уютно. И страхи как рукой сняло. Когда в доме пекут хлеб, значит, все в этом доме хорошо! Или будет хорошо, если постараться!

Одна за другой лепешки легли на чистую скатерть. От румяных колец, пышно окружавших рябую сердцевинку, исходил пар. Ольга подхватила одну лепешку, разломила, кинула на колени сестрам. Пальцы привыкли к горячему, а колени обожгло. Тося взяла хлеб, поднесла к носу, вдохнула аромат и глаза закрыла от удовольствия. Зина уже причмокивала, жуя кусочек. Но о деле не забывала.

- Придут сегодня, - еще не проглотив, прошамкала она, - надо серьезно поговорить.

Тося кивнула в ответ. Отчего же не поговорить? Поговорим! К такому хлебу еще шурпы наварить - добрый разговор получится!

2.

Три сестры сидели на айване бок о бок, свесив ноги. Бедана давно смолкла под темной косынкой, служившей покрывалом для клетки. Джульбарс, он же Джулька за скромную комплекцию никак не подобающую серьезной кличке, лежал сфинксом на дорожке между калиткой и домом. В котле еще булькала шурпа, лепешки млели под теплым одеялом. У самого дома стоял стол, накрытый белой льняной скатертью. Стопка тарелок, ложки, пиалы сгрудились на его краю, ожидая яств. За дувалом шелестели колесами проезжающие мимо машины, соседи болтали то тут, то там. Сестры прислушивались, пытаясь распознать в общей вечерней суматохе звук шин той самой машины, в которой приезжали их мальчики, или услышать их голоса.

Сентябрьский вечер баловал теплом, но белесые к концу лета листья старой яблони уже слетали с веток, потревоженные случайным ветром. Залетая во дворы, он словно напоминал, что грядет осень, недолго осталось до холодов. И люди внимали его зову - наслаждались покоем природы и теплом, щедро льющимся с небес.

На улице послышался звук припаркованной машины, стук закрываемых дверей, "пиу-пиу" сигнализации. Сестры вытянулись в струнку. Джулька, высунув язык, оглянулся на них. Можно встречать?.. Зина кивнула, и пес, поджав хвост, изгибаясь всем телом, как кокетка на подиуме, подбежал к первому вошедшему.

Саид на ходу погладил собаку и пошел по дорожке к дому, но, увидав тетушек на айване, остановился, раскрыв руки.

- Сидят! - белозубая улыбка украсила приятное лицо. - Здрасьте всем! - он артистично поклонился.

За ним уже стоял Иван. Высокий, черноволосый, он поглядывал на тетушек из-за плеча брата. Мать щедро одарила своих детей яркостью! Густые черные брови оттеняли смуглые лица, некоторые черты которых передавали облик славян: подбородок с ямочкой, прямой нос с чуткими ноздрями, четко очерченные губы. Только скулы скруглялись по-восточному, и разрез глаз достался от матери. А вот сами глаза - синие-синие! - передал им отец! Саид смотрел всегда открыто, распахнуто, как само небо - широкое и безгранично доброе. Иван же был строг и немногословен, в его глазах не прочитаешь ни дум, ни настроения. Только выражение лица могло подсказать, доволен он чем-то или расстроен, задумчив или весел.

- Здравствуйте, тетушки! - Иван подхватил игривый тон брата. - Что это вы как на именинах? А почему такие серьезные, случилось что?

Они с Саидом переглянулись. Зина, забеспокоившись, что мальчики не так поймут их молчание, сползла с айвана и подкатилась к ним, обнимая сразу обоих.

- А и случилось! - с материнской лаской вглядываясь в их лица, балагурила она. - Именины! У меня! Добро пожаловать к столу!

Парни растерялись. В пакетах были гостинцы, как обычно - колбаса, сладости из супермаркета, - но подарка не было! Даже букета... Как же они забыли?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги