Три сестры, три королевы

«Мадмуазель Анна не желает отдаваться королю. Они так много говорят о ее добродетели и о том, какие серьезные испытания она проходит. Я ни разу еще не видела такого утонченного соблазнения: мы должны восторгаться ее непорочностью, в то время как вырезы на ее платьях низки до неприличия, а арселе надет на самую макушку. И уж мы точно стали все истово непорочными, танцуя, как шлюхи в таверне. Королева больна, я вообще не представляю себе, как она выдерживает ужины, когда все самые вкусные блюда уходят к молодым женщинам, которые облизывают свои ложки.

Я с трудом выношу двор. Я бы и вовсе туда не приезжала, но Чарльз заставляет меня. Екатерина просит тебя заверить ее, что ты не будешь делать ничего, чтобы разрушить свой брак. Она слышала, что ты оставила двор своего сына, чтобы жить с любовником. Я сказала ей, что это должно быть ложью. Я знаю, что ты не стала бы делать ничего подобного, ради себя самой и ради нас. Ты бы не стала, правда? Поклянись мне».

Замок Стерлинг, Шотландия, осень 1527

Я не тороплюсь с ответом, потому что не могу дать Екатерине те заверения, которых она от меня ждет. Я не могу жертвовать своим счастьем, чтобы поддержать ее, и не могу повторить лицемерие моего брата. Я не стану утверждать, что руководствуюсь исключительно волей Всевышнего, потому что впервые за всю свою жизнь я больше не боюсь и мне не угрожает опасность.

Яков в безопасности, моя дочь счастлива в Танталлоне, королевство в мире под рукой Арчибальда, Генри и я живем как простые лорд и леди, управляющие своим хозяйством, и получаем удовольствие от жизни. И мне кажется, что до этого я никогда не бывала счастлива и так спокойна. Наконец-то я отдалилась от Арчибальда, от постоянного страха и страсти. Наконец-то я могу быть с мужчиной, который любит во мне меня, и отвечать ему без притворств и опасений. Это моя осень, мой сезон. Мы заготавливаем дрова для каминов на зиму, складываем копченую рыбу и мясо в огромные замковые кладовые, ездим среди деревьев, сбросивших свою разноцветную листву, напоминающую драгоценности: рубины, медь, золото и изумруды, когда Генри, поднявшись на холм, кивает на вход в наш замок.

– Смотри, это не папский ли стяг? Они что, подняли папские знамена? Должно быть, прибыл их посланник.

Я щурюсь от красного закатного света.

– Да, – говорю я, прижав руку к горлу. – О, Генри, вдруг нам пришли бумаги о разводе?

– Может быть, – спокойно отвечает он и накрывает своей рукой мою, держащую поводья. – Успокойся, любовь моя. Это может быть что угодно. Известие о том, что папа получил свободу? О выборе нового папы? Или развод, или что-нибудь другое.

– Едем же! – говорю я и посылаю коня вперед. Мы едем вверх по склону холма, через лес, по вьющейся вокруг холма дорожке.

Когда мы вбегаем в замок, то находим папского посланника в главном зале с бокалом крепкого эля в руках, стоящим возле камина. Он кланяется мне, когда я вхожу, и потом по тому, как он кланяется Генри, я понимаю, что победила.

– Святой отец дал мне разрешение на расторжение брака, – с уверенностью говорю я. Посланник кланяется снова, каждому из нас в равной степени, словно Генри уже был моим мужем.

– Именно так, – отвечает он.

Наконец-то. Я не могу поверить. Наконец-то я свободна от Арчибальда. Это – мое крещение, освобождающее от греха, это мое второе рождение, новая жизнь. Я уже готова сказать ересь, что это мое возрождение из мертвых. У меня появился шанс снова стать счастливой. Я буду центром жизни Генри и смогу высоко держать голову в Шотландии и перед всем миром. То самое событие, о котором Екатерина говорила, что оно не произойдет никогда, свершилось, несмотря на ее предсказания. Сам папа и я воспротивились ей. Она сказала, что я не получу развода, и вот он, в моих руках. Это триумф моей воли над ее, и я глубоко, неудержимо счастлива.