Три шершавых языка

Спустя девять месяцев после смерти Ангелы вечный Курт наконец объявился в дверях квартиры Марка. Он к тому времени окончательно завершил все свои дела в Китае, и более не было причин там задерживаться.

Друзья встретились молча. Прямо на пороге какое-то время смотрели друг на друга, и все им было ясно и без слов. Для каждого в отдельности этот черный период сильно отразился на их внешности.

– Ну и видок у тебя, – начал первым Курт, войдя в комнату. Он швырнул свою сумку на захламленный диван и сам завалился на него сверху. Ноги поставил на заваленный окурками и бутылками столик.

– Да плевать! Будешь пить что-нибудь? – непринужденно спросил Марк.

– Да, давай виски, если есть. Так надоел китайский виски. Они хоть и гонят его порядком, но до совершенства пока далеко.

– Да, есть! Сейчас, – отозвался голос из-за угла с кухонным гарнитуром.

Марк с грубым стуком поставил стакан Курта на свободный угол столика, а сам с крепким коктейлем в руке развалился в кресле, прямо напротив друга. Ленивым взглядом он уставился на него, потому как во внешности Курта до чертиков много чего изменилось.

Приличную часть его лица теперь украшала обожженная кожа, красная и бугристая. Ожог сильно подпортил области кожи на верхней челюсти и в районе носа, и теперь легкая небритость, ранее придававшая ему некий классический вид мушкетера (предмет гордости Курта), теперь просто уродовала его. Пучки щетины, как тропические островки, торчали то тут, то там, разделенные грядами ожоговых шрамов.

Но довершал новый штрих его автопортрета омерзительно пустой и бессмысленный взгляд стеклянного глаза из-под обожженного века, постоянно нацеленный куда-то в сторону относительно правого живого, словно он жил сам по себе.

– А с тобой какая напасть, черт меня побери, произошла? – спросил Марк, все еще не отрываясь от остатков щеголеватого лица Курта.

– Дай напиться, ради бога, и я все тебе расскажу, – спокойно ответил тот.

– Ну ты и урод! – скривив губы, оценил Марк.

– Я знаю, и я все равно горжусь собой, – еще более равнодушно ответил Курт.

Они сидели молча и пили в полной тишине затененного плотными шторами помещения. Каждый при этом оставался в своих мыслях, летящих далеко-далеко от этого места, этой планеты. Марк периодически делал один коктейль за другим и дополнял стакан Курта виски со льдом. Но молчание не нарушалось, будто друг друга и не существовало.

– Ну, в общем, к своему удовольствию сходил на празднование китайского нового года, – начал рассказывать Курт. – Они там, безумцы, обожают фейерверки, пиротехнику, петарды, мать их. Только представь, значит, площадь, а их, надо сказать, в Китае сильно большими не делают. На ней четыре-пять тысяч человек, и каждый в руках с очумевшей такой ракетницей. Китайцы, надо отметить, бесстрашный, даже в чем-то безумный народец, хочу похвалить. Они друг в друга этими штуками стреляют, представляешь, и радуются. Так они злых духов якобы прогоняют. Куда они могут зарядить этой своей штуковиной, вообще никого не беспокоит. В голову, в лицо, вообще не важно.

Мало того, прямо через толпу туда-сюда гоняют безумные медики на своих катафалках и собирают сразу по несколько человек. Сами, поди, кучу народа передавили своими колесами.

Да плевать на них, людей. На верху-то что творится! Прямо над головой просто царство огненного безумия. Огромные шары от разрывов салюта, притом такой плотности, что с первого раза в штаны наделать можно. Тебя просто обдает грохотом и расширяющейся силой огненных цветков. А их разнообразие и беснование цветов! А исключительная правильность геометрической формы! Как они вообще такое делают?! Поверь мне, это впечатляет до глубины души. В общем, ориентацию в пространстве теряешь полностью. Даже в самые тяжелые дни афганцам под нашей артиллерией такого и не снилось.

И вот в этот хорошенький вечер что-то взорвалось, ударившись мне прямо в лицо, неожиданно и позорно, мать ее. Чертова ракета начисто ослепила меня, разлетевшись к чертям собачьим прямо перед моим носом. А какая-то ее тлеющая часть прилипла намертво к моей коже. Она торчала из того места, где был мой глаз, и нагло испускала искры прямо наружу. Я пытался вырвать эту гадость, но не так уж это оказалось просто. Огонь словно горел внутри меня, но дотянуться до его источника было возможным, если забраться под кожу.

В общем, слепого и беспомощного, как поганого новорожденного щенка, меня подхватили под руки и дотащили до медиков. Пару месяцев я провалялся по хирургиям. Глаз спасти, конечно же, не удалось. Это я и сам практически сразу понял, нащупав своими собственными руками пустой провал на его месте. Тебе, разумеется, ничего не говорил. Сам понимаешь почему. Твоя беда, я уверен, и в тысячу раз была хуже моей. Я наплевательски отношусь к своим шрамам, ты же меня знаешь. И главное, все еще надеюсь умереть молодым.

– Да уж, соглашусь. В то самое время я бы и бровью не повел, – ответил Марк. – Не обижайся, дружище. И на твои похороны меня бы и силком не затащили.