Три шершавых языка

– Да ладно, я был трезв как стекло. Но обещаю тебе, утонуть в выпивке мы сегодня успеем.

***

Наконец-то мотель, наконец-то душ, наконец-то можно побыть подальше от всего мира, подальше от съехавшего на дно Курта. Как странно, подумал Марк, когда пытаешься сбежать от своих мыслей и проблем, свое укрытие находишь в таких вот эфемерных вещах. От жизненных забот – за бутылкой. От страшных ночных монстров в детстве – под тонким шерстяным одеялом. От чумы, войн и голода – конечно же, ищешь спасение в религии. Затем в голове Марка вновь засели мысли о свеженькой истории и всей цепи событий, тянущейся с раннего детства.

Что же теперь меня вытащит из этого смертельно наскучившего пребывания в этом глупом мире? Неужели мне больше не удастся снова почувствовать вкус жизни? Да хоть бы вспомнить его послевкусие. Хоть бы знать, что вообще делать теперь, думал он. Разве это не похоже на ад? А каков он, ад? Может быть, он именно такой. Может, это он и есть?

Он резко перекрыл горячий кран и до упора открыл холодный. Ледяная вода из скважины теперь лилась ему на голову и тело. Она перехватила его дыхание, и капли кололи кожу будто миллионы маленьких острых льдинок. Он стоял и стоял, пока не почувствовал давящую тисками боль, что чуть не взорвала мозг. Стоп, хватит, в любом случае нужно все заканчивать. Пора взять свою жизнь под личную ответственность, и теперь я знаю, с чего мне следует начать. Я буду решителен, тверд как камень, и начну с самого простого. Пора посылать всех к чертовой матери.

***

Ночью Марку приснилось одно из тех сновидений, что, по его мнению, имели особое, магическое для него значение. В этот раз он прекрасным летним днем мчался на своей машине неизвестно откуда, неважно куда. Просто ехал и все, как едут на свою работу, совершенно не думая о маршруте. Потом в сюжете что-то поменялось, и он чувствует какие-то вибрации при движении. Похоже, спустило переднее левое колесо. Марк просовывает голову в окно, и да, так оно есть, будь оно неладно. Недолго думая, он завернул на полупустую стоянку супермаркета, припарковался и решил взглянуть, что все-таки произошло. Беглый осмотр и очевидное решение – нужно менять колесо. Марк открыл багажник и схватил гаечный ключ, лежавший сверху. А за ним выдернул домкрат. Крышку он решил оставить пока открытой, ведь ему еще доставать запаску.

И вот опять меняется эпизод, как на быстрой перемотке, и Марк обнаруживает, что часть манипуляций уже выполнены. Дырявое колесо висит в воздухе, в руках ключ, и он тянется к своей первой гайке. Но открутить их оказалось делом вовсе не простым. До последнего витка резьбы они изо всех сил сопротивлялись расставанию со шпильками, и как итог времени потребовалось чудовищно много.

Откуда ни возьмись, пока Марк мучился, прошла парочка любовников со стороны разинувшего рот багажника. Они, до этого непринужденно щебетавшие, вдруг стали какие-то возбужденные и ускорили шаг, прочь отсюда. Потом прошмыгнули еще какие-то люди. Они тоже вмиг исчезли, от греха подальше. Затишье, и снова та же ерунда. Группа из пяти человек, взрослые и дети, скорее всего, это была семейка, медленно плыла в сторону машины Марка. Мать почему-то спохватилась и полушепотом просила детей не смотреть туда. Еще чуть позже шумная процессия подростков оборвала свои реплики как раз позади автомобиля. Но они оказались достаточно отважными и решили далеко не уходить. Просто остановились поодаль и стали поглядывать за всем происходящим. К ним присоединились еще люди, подхватившие чужую смелость и пополнив ряды вечно скучающих ротозеев. Толпа росла, становилась шумнее, и уже довольно смело окружала полукругом далеко не самый любопытный, с точки зрения какой-либо ценности, автомобиль.

Наконец Марк, раздраженный вниманием чужаков, решил взглянуть, что так притягивало их внимание. Но только он выпрямился во весь рост, толпа всполошилась и немного отступила от объекта наблюдения. Ну и какого черта вам всем здесь нужно, подумал он, пока не бросил свой взгляд в ту же сторону, что и остальные.

Каково же было его удивление обнаружить нечто похожее на человеческую ногу, нагло свисающую из подлого багажника. Из-под мокрой запачканной брючины к свету тянулась голая человеческая стопа, красно-бурого цвета от запекшейся толстым слоем крови, но не лишенная подтеков еще более-менее свежей, блестевшей на солнце. Пальцы медленно сжимались и разжимались то ли от боли, то ли от предсмертных конвульсий раз за разом.