Три шершавых языка

Приподняв покрывало и заглянув глубже, Марк с величайшим разочарованием запечатлел остальную часть полицейского, в грязной, заляпанной форме и с будто стоящим против всех невзгод, сияющим маршальским значком. Его лицо, шея, впрочем, как и все остальные оголенные участки тела, были также выкрашены запекшейся кровью. Рот, ноги, руки двигались как-то странно, сами по себе, без какого-либо умысла, но с той лишь целью, чтобы двигаться не прерываясь. Только движение есть жизнь, но остановка смерти подобна. Так шевелятся щупальца осьминога в каком-нибудь корейском блюде, когда их поливают острым соусом, вспомнил Марк. Глаза тоже вращались без устали и ни разу не смыкались – безумные безжизненные белки посреди омерзительно-красного хаоса.

Марк в замешательстве захлопнул багажник, тщетно пытаясь придумать хоть что-нибудь. Как свалить отсюда и остаться неузнанным? Но обернувшись на толпу, он с разочарованием различил в ней многих своих прежних знакомых. И чем дольше он смотрел сквозь нее, тем больше людей признавал. Старые товарищи по детдому, сокурсники из университета, бывшие подруги, преподаватели, соседи, коллеги по работе. Они немного стали старше, но каждого Марк мог вспомнить по имени. Все эти люди осуждающе смотрели на Марка, и он понимал нелепость ситуации, чувствовал, что с головы до пят повинен в том, что произошло.

Ко всей безумности происходящего добавилось еще кое-что. Хотя его разум был перегружен тщетными попытками найти хоть одно подходящее решение, какие-то новые подозрения выползли на передний план. Он опустил взгляд и обнаружил, что под рубашкой, кончавшейся чуть ниже пупа, совсем ничего нет. Нет ни штанов, ни подштанников, ни носков и даже обуви. Лишь голое тело, навстречу всему белому свету. Именно перед теми людьми, в глазах которых он мог претерпеть наивысшие муки стыда.

Все до одного отныне знали, что он поганый убийца, подонок и извращенец. И это клеймо уже не выветрится из их памяти. Его не удастся задобрить никакими благими поступками до самого скончания времен.

***

– Я ухожу, раз и навсегда, окончательно и бесповоротно, – выложил Марк Курту, когда они завтракали в очередной забегаловке.

– Я уже давно подозревал, что рано или поздно этот разговор произойдет, – спокойно ответил ему Курт.

– Кроме того, я решил, что больше не хочу тебя видеть. Никогда в своей жизни!

– А вот это, я думаю, неправильное решение, дружище. Мы с тобой не разлей вода вот уже сколько лет, напомни-ка мне?

– Неважно! Я должен начать новую жизнь, и тебе также следует заняться делами посерьезнее. Голова у тебя однозначно на месте, и я всегда знал, что ты бы мог добиться гораздо большего, чем имеешь сейчас. И почему всегда так? Вроде есть мозги у человека, но он решает стать отморозком.

– А ты что хотел? Чтобы я жил как все? Дом, машина, ипотека, жена, малышня? Нет, это не для меня! И не для тебя тоже, кстати. И даже сейчас, когда ты намерен все изменить в своей жизни, я более чем уверен, после пары-тройки недель, ну пусть месяцев, ты опять захочешь вернуться, как пришибленный пес. Если ты боишься делать важные и ответственные решение, если у тебя коленки трясутся в тех делах, где нужно проявлять стойкость, значит, и в любой другой работе ты будешь все тем же жалким неудачником.

Лишь понимая, что именно ты властелин своего мира, только тогда ты добьешься своего. Как хозяин своего собственного дела, своего собственного бизнеса, своего, мать твою, автомобиля, ты обязан управлять всем, что тебя окружает. Стремиться и добиваться чего угодно, несмотря ни на что.

– Да дело не в страхе и не в ответственности, и даже вовсе не в желании чего-то добиться, достал ты! – взорвался Марк.

– А в чем же тогда еще?

– Я больше не хочу марать свои руки во всем этом. Я тебе не говорил раньше, зная, что ты опять начнешь ездить по ушам, но мне уже каждый день снится падаль и кровь. Каждый божий день я вижу эту омерзительную смесь – трупы, грязь, кровь и черти. А еще свои руки и лицо в этом.

Ты хоть представляешь, каково это – видеть такие, например, замечательные сновидения. Значит, представь: серый мрачный пейзаж и на его фоне вздымается высоченный холм. Вообще-то, это даже не холм, а просто куча трупов, сваленных в гору. Голых, грязных, рваных на куски. С невероятно широко разинутыми ртами и с самым уродливым выражением глаз и пустых глазниц после кормежки чаек и ворон. Сколько их там? Десятки, сотни тысяч? А вонь, мне и в жизни это не описать. И только одна живая душа на вершине этого гниющего могильника, и это, мать твою, я – грязный, вонючий, одинокий гоблин. Без одежды! И знаешь, что я там делаю?

– Давай, мне уже стало любопытно?

– Я там жру! Я жру падаль, провалиться мне! Каким-то даже не внутренним чутьем, а в силу откуда ни возьмись привычного опыта я знал, что на вершине всегда все самое свежее. Можешь себе представить этот гениальный оборот? Разве я…

– Да это всего лишь сон! – выдавил Курт, заливаясь глубоким хохотом.

– Это не сон. Это правда! И это то, кем я являюсь, без всяких преувеличений. Я поганый убийца и людоед.