Три слова о войне

Воцарилось тягостное молчание. Офицеры ели черный хлеб, замешанный на тяжелых воспоминаниях. Многие из них видели гибель товарищей – кого-то сразила снайперская пуля, кто-то сгорел на пылающей броне. Постепенно душевная горечь перерастала в глухую ненависть. Никто не называл виновника этих страшных бедствий, так нежданно выпавших на долю русских и чеченцев, но каждый сердцем знал – это он.

Он олицетворял собою абсолютное зло. Даже боевики, подло стрелявшие из-за угла, не вызывали такого ожесточения. По крайней мере, они считались врагами, достойными снисхождения хотя бы потому, что были умыты общей кровью.

– Говорят, боевики ему орден вручили.

– Какой еще орден?

– За победу над Россией.

– Вот черт трехпалый!

– Всю страну опустил.

– Лучше бы катился в свою Америку.

Сам собою созрел очередной тост, не обещавший трехпалому черту ничего хорошего. На его голову призывались все громы небесные, все силы ракетные, а самый мощный заряд посылался в специальную цель ниже пояса. Как бы показывая сокрушительный потенциал направляемого заряда, Паша Морячок потряс в воздухе банкой тушенки, которую Турин выставил на стол вместе с бутылкой. Глухой твердый стук заставил всех замереть – в банке было что угодно, только не консервированная говядина. Паша еще раз встряхнул банку – необычный стук повторился.

– Надо же! – он присел на лавку. – Какой интересный подарочек!

– Дай сюда, – Николай достал армейский тесак. – Сейчас посмотрим, что там брякает.

Мягкая жесть легко кромсалась. Под вспоротой крышкой находилась граната, аккуратно упакованная в газету. Сбоку колокольчиком позвякивал детонатор. С таким искусным изделием никто из присутствующих еще не сталкивался – оно состояло из двух пустых банок, умело составленных по принципу матрешки, куда помещалась смертоносная «тушенка». Естественно, вопросительные взгляды обратились на капитана, который и без того был обескуражен:

– Откуда?

– У Турпала купил.

– Кто такой?

– Здесь, на железке, торгует.

– Гранатами?

– Ага, мандаринами, – огрызнулся Турин.

Рыжеусый Федька хихикнул. Следом разразился хохотом Никита, загоготал луженой глоткою Николай. Даже надменный московский гусак Черепанов улыбнулся.

– Мы – из Кронштадта, – похвастался Паша. – Нам, балтийцам, положены боевые подарки.

– В следующий раз, капитан, купи ему какую-нибудь бомбу.

– Он как раз в ту сторону скоро полетит – пусть нанесет точечный удар.

– Для специальной цели, – прикинул именинник, – хватит и этой банки.

Турин вышел из палатки. На железнодорожных путях шла погрузка отвоевавшей бронетехники – ее отправляли на переплавку. Капитан наблюдал за передвижением изувеченного железа. Все вокруг обнаруживало великий абсурд. Минометные снаряды заряжались водкою, в банках вместо тушенки находились гранаты. В мире повсюду таилась война.

Грозное солнце заходило над Грозным. Закат сливался с багровым отсветом неугасимых городских пожаров. Небесная мистерия, смешавшись с земной трагедией, сгорала в едином сплаве бытия.

2

Турину казалось, что он смотрит военную кинохронику. Скрежеща разбитыми гусеницами, обгоревшие танки тяжело карабкались на платформы. Следом ползли бронетранспортеры, дымя пробоинами. Включили прожектора, и погрузка – с лязгом стальных тросов и ревом мощных тягачей – обрела мертвенную подсветку.

– На рынке никакого Турпала нет, – из темноты проявился Паша Морячок. – Мы обшарили все прилавки.

– Так он и будет тебя дожидаться, – усмехнулся Турин. – Наверняка распродал свой гранатовый товар и свалил.

– Сдается, он где-то здесь, – повел рыжими усами Федька.

– Пошукаем, господин охвицер? – Никита зажег карманный фонарик.

Офицеры двинулись вдоль состава. Пытливый луч заскользил по мрачным силуэтам войны. На этот раз какой-либо конвой на платформах отсутствовал, потому что не имело смысла охранять состоявшуюся смерть. Дойдя до локомотива, товарищи побрели назад.

Вслед за гудком состав дернулся и медленно пополз в темноту. Неожиданно впереди мелькнула летучая тень. Взмыв на платформу, тень мгновенно растворилась в железных нагромождениях. «Это он! – крикнул Турин. – За мной!» Офицеры бросились к отходящему поезду, запрыгивая на ходу.

Густой мрак, смешавшись с дымом, почти сразу обволок эшелон. Колеса посекундно застучали на стыках, измеряя ночное пространство и время. Бронемашины покачивались в такт движению. Вверху гудели откинутые люки, внизу скрипели колодки, подпирая непосильный груз. Преследователи приступили к поиску. Пожар Грозного, озарявший полнеба, позволял кое-как ориентироваться в темноте. Они тщетно обходили нагромождения: джигита нигде не было. На тринадцатой платформе оказалась та самая машина – с трогательной надписью о любви. У Турина захолонуло сердце: «Он здесь!»