Три смерти и Даша (СИ)

Паша ушел к себе в комнату. Родители что-то бурно обсуждали за стеной. Парень мечтательно улыбнулся. Он подумал о Лейле. Лейла. Знала бы мама. Улыбка на Пашином лице стала еще более блаженной: он вспомнил ту ночь, старый диван в комнате девушки, огненные блики на стенах, запах сырости и духов, ее совершенное тело и запах костра. Паша продолжал улыбаться: все-таки — какая девушка! Смелая. Странная. Или, может, на нее заклинание так подействовало? Теперь уже не проверишь. Да — а. Странно все, очень странно. Бывает, конечно, чтобы отношения этим заканчивались, но чтобы начинались и заканчивались сразу — такие примеры ему не известны. И это только лишний раз доказывает, что Лейла — самая необыкновенная девушка из всех, кого он знает. И самая лучшая, конечно же.

Лицо Паши омрачилось. Только, почему она его отвергает? Чем он хуже других? Он ведь на все ради нее готов! И почему он решил, что она его поймет? Он и сам не знает. Хотя, может, она слишком хорошо его понимает и не хочет с ним быть? Или просто он ей не нравится. Сердцу не прикажешь, что поделаешь. Но, все равно он любит ее и будет любить, несмотря ни на что.

А родители, тем временем, окончили свое очередное бурное обсуждение, и теперь отец что-то читал в большой комнате, а матушка мыла посуду на кухне. В последнее время они стали ссориться все чаще, и матушка с ужасом думала о том времени, когда Паша решит от них уйти, как это сделали его старшие братья. Тогда они с мужем останутся в пустой холодной квартире, наедине друг с другом и непрощенными обидами юности. Матушка всегда гнала от себя эти мысли. Жизнерадостный с мягким характером и солнечной улыбкой Паша с самого своего рождения примирял их с жизнью и друг с другом.

А как хорошо было, когда мальчики втроем спали в комнате за стеной, Лизонька — в своей маленькой кроватке на кухне. Смерть Лизы они все переживали очень тяжело и переживали бы, наверное, еще больше, если бы не Пашка. Он появился на свет неожиданно для всех и, главным образом, для матушки, которая считала, что не сможет больше иметь детей. В заботах о Пашке боль потери отошла на второй план и со временем сгладилась. Маленький Пашка так же, как его старшие братья и сестренка, которую он никогда не видел, ползал по холодным полам (старшие прозвали его Черепашкой), сначала простужаясь, потом закаляясь. Уже тогда он умел улыбаться так же солнечно как сейчас. И зачем ему уходить? Разве ему здесь плохо? Разве она его в чем-то ограничивает? Даже не запрещает его ночные походы неизвестно, это Паша наивный мальчик думает, что она не знает, куда. Другая бы на ее месте запретила, а она даже хотела разрешить ему, но потом вовремя поняла, что испортит ему половину удовольствия, и не стала.

А отец Димитрий тем временем перелистывал страницу за страницей книги духовного содержания, но мысли его были при этом далеко.

Эх, пережал он в свое время с семинарией. Слишком уж он хотел, чтобы его сыновья стали священниками. Он же хотел как лучше! Хотел, чтобы они несли людям добро и учили их жить по христиански.

Теперь то он понимал, что, если бы он не настаивал на семинарии, то его сыновья, быть может, не стали бы священниками, но и сатанистами не стали бы. Может быть. А с Пашей так вообще он повторил ошибку. Он хорошо помнит, как спросил его, когда пришло время отправлять его в семинарию: "Ну, в ты, Павел, я надеюсь не хочешь меня огорчить?"

— Не хочу, — ответил Павел, — не хочу, но придется.

Оказалось, что Павел скрывал, что он сатанист.

Отец Димитрий многое понял, благодаря своим сыновьям. Другие священники сильно осуждали его за то, что он помирился с сыновьями и больше не пытался вернуть их на путь истинный.

Вскоре, атакуемые каждый своими тяжелыми мыслями они улеглись спать. Отец Димитрий и матушка Людмила, повинуясь многолетней привычке, быстро заснули сном праведников. Пашка же еще долго лежал, заложив руки за голову, и погрузившись в тяжелые мысли и окрыляющие мечты.

И тут раздался вой. Родители как по команде проснулись, резко сели на постели и синхронно перекрестились. Матушка тут же почувствовала себя очень беззащитной.

— Дима, что это? — с придыханием спросила она.

— Не бойся, — ответил ей отец Димитрий, положив руку на ее обширное плечо.

И тут Пашка, резко отворив дверь и прервав интимный момент, ворвался в комнату. Глаза его горели, и он улыбался странной, как у сумасшедшего улыбкой.

— Вы слышали? — спросил он. — Это воет адова гончая. Значит, он есть!

— Иди спать, бесстыдник! — прикрикнул на него отец Димитрий, — и вообще в православном фольклоре нет никаких адовых гончих. Это католическая мифология!

— А разве бывают православные сатанисты? — саркастически заметил Паша, — Ладно ухожу.

И теперь Пашка заснул сном праведника. А отец и мать долго не могли заснуть, но потом заснули и они.

В тот же вечер Дашины родители и братья проводили время как всегда. Отец и мать смотрели ток — шоу, братья играли в солдатиков. Отец после трудового дня потягивал пиво из бутылки.