Три смерти и Даша (СИ)

— Вот, дура, чего бояться, — сказал отец, успокаивая прежде всего самого себя, — мы же, к счастью в городе, а не в лесу. Здесь волков нет.

Даша подумала: "Наверное, это воет собака смерти. По крайней мере, если бы у нее была собака, то выла бы именно так". И ей опять стало невыносимо тоскливо и опять показалось, что она падает спиной вперед, раскинув руки в черную воду местной реки, и погружается все глубже и глубже.

Рома, как всегда вошел к Кате без предупреждения и стука.

— Ну, что, у тебя есть новости? — вместо приветствия спросил он.

— Ром, так, как ты ко мне заходят только больные. Ты хоть предупреждай меня, когда хочешь прийти, а то я пугаюсь, — не ответив на его вопрос, сказала Катя.

— Как — так? — не понял Рома.

— Без стука и предупреждения, — ответила Катя.

— Ну, а все-таки — какие новости?

— Ты о чем?

— Да, все о том же — о твоей пациентке. Не нашли ее?

— Нет. А твоего?

— И моего не нашли. Ты в милицию звонила?

— Конечно.

— И что?

— Да, ничего. Как испарились.

— Может, федеральный розыск объявить?

— Да, надо бы.

— Слушай, а твоя, что — тоже опасна?

— Моя? Да, нет, не опасна. Хотя, смотря, что ты понимаешь под опасностью. У нее такой дар убеждения, дай Бог каждому. Все мир от кого-то спасала. У нее и здесь много последовательниц. Честно говоря, я даже не знала, что с ней делать, чтобы народ в отделении не пугала. То война у нее грядет, после которой от планеты останется только пепел, то за окнами ночью она кого-то видит, ну и естественно — я с ними заодно.

— С кем?

— Ну, с НИМИ, ты разве не понимаешь?

— А — а-а, с НИМИ. Тогда понятно.

— Да, все бы ничего, только ведь она все отделение переполошила. Народ беспокоился, а как я беспокоилась, это просто не передать. Ты представляешь, что это такое, когда почти все отделение ждет чего-то страшного и неминуемого?

— Представляю, и, к сожалению, даже слишком хорошо — в деталях и красках.

— Я пробовала с ней разговаривать, просила, чтобы людей не тревожила, но ты же знаешь, что их почти невозможно переубедить. Она смотрела на меня и улыбалась улыбкой мудрого Будды. Конечно, я же специально ее здесь держу, чтобы помешать ей.

— Понятно. А диагноз?

— Параноидная шизофрения*.

— Я мог бы и не спрашивать. И так ясно.

— Наверное, скоро ее найдут и она вернется. А ведь только отделение успокоилось. Но и ее так оставлять нельзя. Я же клятву давала. Да и жалко ее.

Вдруг из коридора донеслось дружное: "У — у-у!"

— Что это? — не понял Рома.

— Что? А — а-а, это. Так полнолуние же. У меня ликантропия* обострилась.

— У тебя? И давно это с тобой?

— Со мной? Ром, ты чего? В отделении, естественно. У меня этих волчиц целых пять.

В коридоре завыли с новой силой. Там чувствовалось какое-то движение.

— Да, что это такое, — не выдержала Катя, открыла дверь и выглянула в коридор, — Девочки, что вы делаете?

— Воем, — невозмутимо ответили ей.

— А зачем?

— Мы — волки, мы не можем не выть.

— Но, вы же всех пугаете.

— Так и нужно.

— Нужно, говорите? — не теряя терпения, спросила Катя. — Вам нужно пугать своих товарищей? Да, как вам не стыдно? Не ты ли, — обратилась Катя к одной из них, — еще недавно говорила, что всех нас любишь? А теперь хотите нас напугать.

— И что же нам делать, — растерялись пациентки. — Мы же волки, мы не можем не выть.

— Войте шепотом, — стараясь не улыбаться, посоветовала им Катя.

— Ладно, — просияли пациентки.

Когда Катя закрыла дверь в кабинет, ее оглушил такой громкий смех, что она вздрогнула от неожиданности. Это смеялся Рома.

— Молодец! Вот бы мне со своими так же. К сожалению, мои гораздо агрессивнее. А волки — особенно. Ты в курсе, что они с твоими бабами пытались встретиться сегодня ночью?

— Конечно, дежурные всю ночь не спали — их гоняли.

— А одна тут недавно стриптиз устроила.

— Стриптиз?

— Ну, не стриптиз, просто переодевалась прямо перед окном.

— Странно, кто бы это мог быть? А какое окно?

— Угловое, а что?

— Да, нет, ничего. Слушай, да это же мой кабинет!

— Вот, и я смотрю, что-то она мне показалась знакомой.

— Вот, поросенок, — Катя попыталась рассердиться, но только устало улыбнулась. — Надо привыкать шторы задергивать, что ли. Надо, но никак не привыкну. Слушай, — Катя встревожено посмотрела на коллегу, — а того мужика ты видел?

— Какого мужика?

— Да, вчера приходил, когда стемнело. Я вчера заработалась. А он пришел и завыл так, что все проснулись. Звал всех на свободу, а мои волчицы прилипли к окнам, оперлись на них руками, распластались и тоскливо выли. Да и в твоем отделении, я слышала, что тоже выли.

— Да, мне рассказывали, что они беспокоились. А мужика ты хорошо запомнила?

— Еще бы — он мне всю ночь в кошмарах снился. А что?

— Да, это же наш пациент. Вернее, не наш, а мой.

— Нет, вряд ли.

— Я не понимаю твоих сомнений, Катя.

— Ты просто его не видел. Он не болен. Он на самом деле такой.

— Какой?

— Страшный.

— Ну, если бы это было критерием…

— Не перебивай меня. Он был весь в серой шерсти, здоровенные клыки во рту не помещались, и глаза в темноте горели. Я, ведь сегодня здесь и ночевала, выходить я боялась, — Катя положила ладонь на шею и потерла шрам.

— Интересно- интересно, — задумался Рома.