Эма встретилась взглядом с редактором отдела политики Мишелем, сидящим через несколько столов от нее: сунув шею в невидимую петлю, он свесил голову набок и высунул язык. Бедняга должен был каждый день отвечать на немыслимый вызов: выдавать по четыре страницы, посвященные политической жизни Франции, тщательно избегая самой политики как таковой. Впрочем, он с этой задачей неплохо справлялся, старательно уходя от любой возможности спровоцировать дискуссию вокруг принимаемых наверху решений и сознательно ограничиваясь комментариями правительственной пресс-службы. Он искусственно стимулировал полемику вокруг “ляпов” (неудачных высказываний, неправильно подобранных деталей одежды) некоторых министров, что позволяло газете демонстрировать некое подобие независимости и объективности. Эма ответила ему сочувственной улыбкой, а потом опять уткнулась в экран монитора.
Она выложила во внутреннюю сеть готовую дань памяти блондинки и во второй раз открыла досье “Да Винчи”. По крайней мере, внешне оно не напоминало “Паука”. Колючие графики, разномастные диаграммы, пирамиды схем и экономический сленг помешают заподозрить ее в игре на рабочем месте. Досье было разделено на две части и содержало все признаки кладезя информации для того, кто, в отличие от Эмы, сумел бы понять хоть что-нибудь. Как написал ей шеф
Закончила статью? Можешь теперь ответить на мой вопрос?
Она повернула голову к дизайнерам, которые сидели в противоположном конце зала. Блестер говорил по телефону, наверняка сражаясь за авторские права на какое-то фото, и одновременно стучал по клавиатуре.
Какой вопрос? Что именно тебя интересует?
Она увидела, как он нажал на клавишу и подпрыгнул на стуле. Потом послал ей веселый взгляд и одновременно покачал головой, реагируя на слова невидимого собеседника. Потом склонился над клавиатурой и набрал несколько слов, после чего откинулся на спинку кресла. Ответ, судя по всему, краткий. Эма обновила почту. Появилось одно непрочитанное сообщение.
Я хочу, чтобы ты признала, что у нас постоянные отношения.
Да, этого парня не обвинишь в тонком психологическом манипулировании. Ответим на лаконичность еще большей лаконичностью. Она ограничилась четырьмя словами:
А я не хочу.
Он приставил к виску воображаемый пистолет.
Ну и зануда!
Блин, блин, блин, подумала она. Прощай эйфория первых дней, начинается проклятый период геморроя-. По логике, хоть у нее и хватит выдержки, чтобы не обращать внимания на всякие стычки, неминуемо наступит момент, когда ей станет смертельно скучно. Как тут не впасть в отчаяние, если один и тот же сценарий повторяется до бесконечности. Долгие годы она смотрела фильмы, читала книги, выслушивала многочисленные истории и всякие рассуждения о хронической неспособности мужчин брать на себя обязательства. Хотела бы она, чтобы кто-то сообщил ей, куда подевались все эти трахальщики, избегающие ответственности. Хотя… Можно задаться вопросом – от чего она не отказывалась, – в какой мере ее собственное нежелание брать на себя ответственность действовало возбуждающе на мужчин, которые в знак протеста стремились надеть на нее наручники. Сосед настойчиво смотрел на нее. Эме понадобилось некоторое время, чтобы заметить, что она стучит пальцами по столу и щелканье ее накрашенных ногтей раздражает коллегу. Но ей надоело извиняться. Она подхватила куртку и покинула редакцию, чтобы покурить. Дверь выходила на маленькую улочку, относительно тихую по сравнению с оживлением, царящим во всем квартале. Единственным источником шума становилась начальная школа напротив, когда там начинались перемены. Одним из развлечений Эмы – возможно совпадающих с периодами овуляции – было выйти и остановиться перед школой в 16.15, чтобы покурить вместе с мамашами, которые в последний раз спокойно выкуривали сигарету перед появлением своих монстров. Но она всегда уходила еще до звонка.