Три стервы

Эма не до конца понимала, какой смысл заключен в ее намеках, почему они пришли в этот бар с проститутками и откуда его хозяйка знает Габриэль. Она приходит сюда время от времени, чтобы оттянуться в сомнительной компании? Или же она здесь раньше работала? Все это как-то не совмещалось с реальной действительностью. К тому же Эма страшно устала. Но главное, ее околдовывала трагическая аура Габриэль. Притягательная власть отчаяния. Ее крайняя бледность контрастировала со слишком красными от вина губами. Потекшая тушь вокруг прозрачных глаз делала их огромными. Впервые Эма замечала в ней нечто от уличной девки, от наркоманки, которая достигает божественных высот, перед тем как окончательно рухнуть в грязь. Раньше она такого не видела. Разве что у великих актрис. Габриэль что-то говорила, а в Эмином воображении всплывало испачканное кровью протестантов девственно белое платье Изабель Аджани на афише “Королевы Марго”. Что Габриэль пытается ей сказать? Что хочет до нее донести? Может, ее просто захлестнул поток жизни, воспоминаний и ей нужно на несколько часов отдаться ему, будучи уверенной, что подруга не оставит ее, займется ею. Под конец речи Габриэль взяла Эмины руки в свои, по-прежнему ледяные, и потребовала, чтобы та ей кое-что пообещала.

– Поклянись, что забудешь все, что я сказала тебе этой ночью.

Эма поклялась.

Отказываться от обещания Эма не собиралась, более того, проснувшись назавтра, вообще была уверена, что все это ей приснилось. Но независимо от того, плод ли ее богатого воображения эта история или нет, она обо всем забудет – такую она дала клятву. Чтобы не бояться встречи с Габриэль, придется никогда не вспоминать об этой ночи и не пытаться строить какие бы то ни было умозаключения.

Депрессия Фреда, заявившего по телефону, что ему не хочется выходить из дому, сюрная ночь с Габриэль в духе Бретоновой “Нади”, Алиса и ее отношения с Гонзо, профессиональный тупик, в котором она сама оказалась, – Эма посчитала, что для одного человека это чересчур. Но самой большой ее мукой был социальный взлет Блестера. Она, естественно, продолжала держать лицо. Ни за что на свете она бы не отказалась от того, что, с точки зрения разумности, казалось ей наилучшей линией поведения. Потому что Эма гордилась тем, что она – женщина разумная, хоть и с легкой сумасшедшинкой, из-за чего, кстати, и должна удерживать себя в пределах психической нормы. Не может она позволить себе поддаться безумным порывам. К тому же с Блестером все было супер – единственная сфера ее жизни, приносившая чувство благополучия и успокоения. Дни она проводила в депрессии, как и положено безработной, зато романтические вечера и ночи поднимали дух. Однажды ночью, после того как они занимались любовью (потому что теперь они несомненно занимались именно любовью), Блестер даже прошептал: “Я никогда не был так счастлив”. В некотором смысле она тоже была счастлива. Она переживала прекрасную любовную историю, и нельзя было позволить материальным заботам и неуместной зависти отравить ее. К тому же Блестер вел себя просто идеально. В чем его можно упрекнуть? Он милый, предупредительный, чуткий, всегда поддерживает ее, к тому же веселый и слегка эксцентричный. Позже Эма удивится, куда делось ее трезвое восприятие. Наверное, она сознательно убедила себя в том, что все хорошо и правильно. Иначе она бы заметила, что дошла до ручки. Она не подозревала, что пылкое стремление к рациональности отравит ее разум и загонит в глубокий мазохизм. Так, она постоянно вбивала себе в голову логическую конструкцию “я очень рада за него, ведь он достоин такого места”. Это, естественно, предполагало, что талант всегда вознаграждается, и подводило к неизбежному выводу, что она, следовательно, заслуживает того поганого положения, в котором очутилась. Софизм, построенный на дешевой психологии. Она закрывала глаза даже на самый главный показатель того, что все не так, на показатель, который постоянно был у нее перед глазами и заключался в том, что они теперь занимались только любовью, а сеансы садо-мазо остались далеко в прошлом, и их ей постоянно не хватало. Так вот, даже фрустрацию она старалась игнорировать. Естественно, она замечала, что смотрит теперь самую грязную порнуху и ищет в ней то, чего ей недостает в жизни, однако отказывалась видеть в этом провал своих романтических отношений. Эти отношения были единственным, что у нее осталось. Признать, что они не столь идеальны, как она утверждала, было равносильно признанию полного фиаско всей жизни. Если чтобы сделать вид, будто ничего не случилось, достаточно чаще мастурбировать под садомазохистские игры на экране, она согласна.