Три стервы

В подобных ситуациях, когда, как ни крути, ничего нельзя сделать, повторяешь себе, что когда-нибудь это кончится. Именно это говорила себе Эма, вытянувшись в постели рядом с храпящим Блестером. Когда-нибудь это кончится. Пока что я в шоке, но уже завтра утром мне будет на это наплевать. Не сравнивать же свою профессиональную карьеру с Блестеровой на том лишь основании, что они работали в одной сфере, в одной и той же газете, из которой ее вышвырнули на улицу, как паршивого щенка, и теперь никто не хочет брать ее на работу, тогда как он покидает редакцию с высоко поднятой головой, поскольку его переманило известное во всем мире крутейшее издание. Это было бы полным абсурдом. И тем не менее подтверждалась догадка, промелькнувшая у Эмы, когда она рыдала у себя дома под душем после трех дней затворничества. Суть этой догадки заключалась в том, что ее жизнь – всего лишь бесконечный кошмар. Вернулось убеждение, что где-то что-то пошло наперекосяк. И это серьезно. Несколько лет все было отлично, что называется, шло как по маслу. Она была уверена, что принимает правильные решения и все складывается лучше некуда, и тут вдруг жизнь слетела с рельсов. Ее положительная энергия испарилась. Но когда? Где? Почему? Пора, наверное, прекратить возлагать вину за это на Шарлотту. Эма прокручивала случившееся за последние недели и месяцы, восстанавливала ход событий, чтобы найти, где именно она накосячила, и знать, что именно нужно будет исправить, если однажды ей вдруг представится такая возможность. Ну-ка, ну-ка, возможно, все дело в том, что у Блестера уже его пятнадцатая жизнь, тогда как у них с Фредом только вторая. Они новички в деле реинкарнации.

Она отлично помнила, что в самом начале пыталась убедить себя, будто увольнение – хорошая вещь, удобный предлог, чтобы обновиться, заново раскрутить свою карьеру. Тьфу… Чушь собачья. От волнения она повернулась на бок, и Блестер заворчал. Она посмотрела на будильник. Он показывал 01.57. Возможно, она плохая журналистка, возможно, все написанное ею полное говно, но о ее профессионализме нельзя судить по тому, что она делала на старом месте. Нужно действовать методично. Работу ей не предлагают. Ладно. Значит, надо рассылать резюме. Но для этого она должна иметь что предложить. Застыв в постели, она и так и эдак вертела задачу в голове, но безрезультатно. От усталости ее реалистичные выводы понемногу трансформировались, превращались в череду фантазий. Она закрыла глаза и представила себе, что ее взяли в американскую версию Vogue (в этом сценарии, естественно, она должна была знать английский). Эма видела, как она выходит ранним утром из своего нью-йоркского лофта, движется по залитым солнцем улицам в куртке от Ива Сен-Лорана и стильных вытертых джинсах, с “эпплом” в сумке из натуральной кожи. Вот она приходит в редакцию Vogue, все доброжелательно здороваются с ней, в офисе ее ждет Алиса с блюдом суши. Эма договорилась, что ее возьмут на работу. Она рассказывает ей об отпуске, проведенном с Габриэль на Фиджи. Общая обстановка непринужденная и одновременно искрящаяся весельем. Она уже собралась спуститься в спа в подвале здания, когда ее разбудило землетрясение. Эма приоткрыла затуманенные глаза и увидела, что ночной столик вздрагивает. Она потянулась за своим телефоном. На экране высветилось “Габриэль мобильный”. Чтобы не будить Блестера, Эма встала и нажала на кнопку, только когда вышла в коридор.

– Алло?

– Эма?

– Да.

– Это Габриэль. Можешь ко мне приехать?

– …А который час?

– Три. Приедешь? Я очень хочу тебя видеть.

– Ты где? Надралась?

– Нет. Я тут в одном баре, на Больших бульварах. В том, что на углу рядом с выходом из метро. У меня садится батарея. Жду тебя. До скорого.