Три стильных детектива

Пообщавшись с Господом, Мельхиор направился к новобрачной. Мария Фералес, сидя на раскладном стуле, горько рыдала, пухлые плечи ее подрагивали. Все утро, с самого рассвета, она наряжалась и прихорашивалась, чтобы предстать со своим Аженором перед священником, а потом отпраздновать свадьбу с друзьями и коллегами. Этот день должен был стать самым прекрасным в ее жизни. И вдруг – смерть. Ужасный, недобрый знак! Она ревела самозабвенно, громко всхлипывая, и не сразу заметила, что кто-то пощипывает ее за ляжку. Вздрогнув, Мария оторвала ладони от лица и при виде маленького человека попыталась улыбнуться:

– Мельхиор! Как мило, что ты пришел меня утешить.

– Загублена твоя свадьба, бедняжечка… Жаль, что ты отказала мне в удовольствии быть твоим шафером.

– Аженор тебя недолюбливает, вот и…

– Вот и напрасно! Сегодня все убедились, что тех, кто против меня, Господь сурово карает.

– Пшел вон, уродец! Убери свои грязные лапы от моей жены! – Невесть откуда взявшийся разъяренный Аженор Фералес навис над человечком с таким видом, будто сейчас ударит.

Мария охнула от неожиданности, а Мельхиор Шалюмо, отбежав на безопасное расстояние, выкрикнул:

– Берегитесь, мерзкие свиньи, Господь Всемогущий вас изничтожит одного за другим! – И бросился в лес, распугивая голубей.

На бегу человечек яростно хлестал прутом кусты, из-под них кидались врассыпную мыши. Отмахав сотню метров, он вдруг остановился и подобрал сморщенный плод каштана, а когда выпрямился, кукольное личико его было безмятежно. Никакое событие, радостное или печальное, не могло надолго выбить Мельхиора Шалюмо из колеи.

«Думаешь, ты победил, Аженор Фералес? А вот и нет! Я же могу кое-кому многое порассказать, ежели меня вовремя спросить. Никто ведь пальцем не пошевелил, чтобы выловить красавчика из пучины, и я укажу виновных – всех перечислю. Уж не прогневайся, Отец Небесный: Ты – Всемогущий, а я – всеведущий!»

– Мельхиор, вы видели, что произошло?

Маленький человек поднял голову и наткнулся на пристальный взгляд Ольги Вологды.

– Нет. Я пришел, когда все пытались откачать вашего Тони.

– Лгунишка, я заметила вас на берегу, когда месье Аркуэ вытаскивали из озера.

– Вероятно, в суматохе вас подвело зрение, моя дорогая, – в то время я был у водопада. Вы пережили страшное потрясение, но не терзайтесь так – это был всего лишь несчастный случай.

– Вы так полагаете?

– У вас есть другое объяснение?

Балерина недоверчиво и с некоторым подозрением воззрилась на него, но человечек держался почтительно, вид имел невинный и спокойно продолжил:

– Надо думать, ангел-хранитель месье Аркуэ изволил отлучиться, вот и не пофартило бедняге. Стало быть, судьба у него такая – утонуть в луже. Если только…

Ольга нервно усмехнулась:

– На что вы намекаете? Знаете, Мельхиор, порой я вас боюсь. Вы и сейчас хотите меня напугать?

– А что, собственно, вы так суетитесь? Кем он вам был, этот Тони Аркуэ? Никем – поиграли и забыли. Милая моя Ольга, вам плохо удается роль испуганной овечки, более того – она вам совсем не идет. Уж не мучает ли вас совесть?

Балерина беспечно пожала плечами:

– Тоже мне ясновидящий – видите то, чего нет. Подите лучше найдите мне фиакр, Шалюмо, я хочу домой.

– Слушаю и повинуюсь, дорогая Ольга. – Мельхиор поклонился и зашагал к ресторану.

«И то верно – поезжай домой, цыпочка, запри дверь и клюв не высовывай», – с этой мыслью он запустил каштаном в воробья, промахнулся и рассмеялся себе под нос. А в следующую секунду лицо его застыло в привычной гримаске – губы так и остались растянутыми в улыбке, но в ней не было и следа веселья…

Глава четвертая

Пятница, 26 марта

Виктор ликовал, он чувствовал себя лордом Дэвидом из романа «Человек, который смеется», тем самым английским пэром, что «страстно любил уличные представления, ярмарочные подмостки, клоунов, паяцев, чудеса под открытым небом». Сегодня ему невероятно повезло – удалось нащупать связующую нить между двумя волновавшими его темами: эксплуатацией детского труда, лишающей ребенка образования, и бродячим цирком. Вернее, найти сведения, которые могли примирить одно с другим. Супруги Селестен, ярмарочные циркачи, познакомили его с мадам Бонфуа. В 1892 году эта удивительная женщина устроила у себя в цирковом фургоне классную комнату и давала уроки чтения и письма двенадцати юным акробатам, мальчикам и девочкам. Мало-помалу число учеников росло, понадобилось даже нанять профессиональных учителей. И вскоре уже несколько школ-фургонов сопровождали семьи бродячих артистов в гастрольных разъездах по Парижу, внешним бульварам и предместьям, а на стоянках вырастали школы-палатки. И хотя преподаватели были католиками, принимали они малышей любого вероисповедания, каждому находилось местечко. Нынешней весной 1897 года занятия посещали двести семь учеников, и некоторые школы существовали на государственные субсидии, выделенные месье Бюиссоном, министром начального образования. Уроки проходили под звуки шарманок и литавр, даже в разгар праздничных гуляний в Менильмонтане или в Венсенском лесу.