А затем в разум мага хлынули чуждые человеку образы. Он словно наяву видел счастливое существование целой расы. Владыкам джунглей не нужны были камни и палки, оружием для них стал собственный разум, их царством был весь мир. Цикл за циклом они совершенствовали свое мастерство, не зная соперников в родных вечнозеленых лесах. Владыки были едины со всем сущим. Им не требовались слова, чтобы передать информацию. Они никогда не были одиноки.
А потом в мире появились странные двуногие пришельцы, не знающие счастья единения, чей разум был наполнен чуждыми и отвратительными вещами. Сначала на них не обращали внимания, позволяя жить в лесах наравне с остальными обитателями. Владыки на странных пришельцев даже не охотились — их мясо было осквернено извращенным разумом.
Но вскоре чужаков стало больше. Они появлялись из-за великой соленой воды, отгружавшей мир, и безжалостно уничтожали джунгли. Их попытались остановить, и тогда пришельцы совершили страшное — осмелились причинить вред владыкам. Разум двуногих был слаб, они общались примитивным ревом. И им дали звучащее имя — сийяри, чтобы чужаки понимали и чувствовали ужас, когда за их жалкими жизнями приходят владыки.
Мощи истинного разума двуногие противопоставили собственную силу — ярость разбушевавшихся стихий. И единение плакало в муках, когда владыки гибли один за другим. Треть всего мира была безжалостно уничтожена самыми отвратительными из чужаков, повелевавшими водой и землей, пламенем и небесами. Но владыки тоже совершенствовали свое мастерство и, не ведая пощады, мстили противным самой природе пришельцам. Наступление двуногих попирателей единения было остановлено, но и по сей день мерзкие пришельцы осмеливались заходить в уцелевшую часть мира и надругаться над сущим.
Поток образов разом прекратился, заставив Винстона очумело закрутить головой. Увиденное потрясало, но куда больше его беспокоило то, зачем ему это все показали. От воспоминаний о кипевшей в хамелеоне ненависти к людям его начало колотить.
Винстон почувствовал, как по его позвоночнику скользнули леденящие кровь прикосновения магии жизни. Разумом он уже понимал, но еще не верил в то, что должно было сейчас случиться. Инстинкты требовали от него в последнем броске вцепиться в горло врагу, но тело уже не повиновалось магу, и все что он смог сделать, это выдавить из себя приглушенный писк. А потом владыка нанес безжалостный удар, и джунгли огласил полный муки и отчаяния протяжный крик. Жуткий вопль достиг наивысшей точки и резко оборвался. В укутанных туманом лесах воцарилась тишина.
Глава 5
— Надеюсь — эта метка и на мертвеце останется? — спокойный голос Керита заставил Торстена стиснуть кулаки, а стоявшая рядом Тайми недовольно поджала губы. Но они были гвардейцами и не позволили себе еще хоть как-то проявить эмоции, а вот Тош не удержался от возмущенного восклицания. Керит бросил лишь один короткий взгляд на гонца, и толстяк разом замолк и съежился.
— В дальний лагерь идет тавт Тарна. Для усиления под его руку передаю еще полдюжины гвардейцев и четырех магов. Тор, Тайми хватит на меня умоляюще пялиться. Вы в их числе. И ты гонец, естественно, тоже, — не обращая внимания на благодарные взгляды, Керит продолжал. — Задача отряда дойти до лагеря. Поступаете под начало его командира. Передайте, что если ситуация будет тяжелой, то я советую прорываться к нам на объединение. На сборы десять минут. Берите полный запас.
Пехотинцы и гвардейцы привычно быстро облачились в доспехи, уложили в и без того изрядные набитые заплечные мешки провизию, заполнили мехи водой. А вот маги собирались куда дольше. Они суетливо рылись в своих вещах, одалживали что-то у других адептов, переругивались между собой. Тайми кидала по сторонам злобные взгляды и всех подгоняла, но в итоге дольше всего пришлось ждать именно ее.
Наконец отряд выстроился перед воротами. Все четверо магов, выбранных Керитом, были разных стихий. Помимо Тайми и Тоша к дальнему лагерю отправлялись целитель-водник и боевой маг земли. Возглавлявший отряд октат пехотинцев был опытным воякой и не стал произносить никаких пафосных речей, а просто окинул нестройные ряды внимательным взглядом и приказал выступать.
Торстену уже доводилось ходить по джунглям ночью, но сейчас, стоило за их спинами со скрипом сомкнуться массивным деревянным воротам лагеря, он почувствовал как нервы защекотал пьянящий аромат опасности. Норд вдохнул полный грудью влажный ночной воздух джунглей, наполненный тлетворной вонью гниения, и на его губах появилась кривая усмешка. За почти три года бесконечных схваток и сражений Торстен привык к опасности. Иногда ему казалось, что по-настоящему он живет лишь, когда каждый миг может стать последним. Норд упивался риском, опасность стала для него наркотиком более сильным, чем женщины или вино.