— Так погребали они конеборного Гектора тело…[64]
— задумчиво проговорила наконец Афина.Как оказалось позже, Аполлон подслушал эту ее фразу.
— Когда кончится очередное столетие, Прометей уйдет, — припечатала Гера.
— Да, шансов у титана маловато… — согласилась богиня любви.
— Хорошо бы нам угадать, кто явится на смену. Обычно новый олимпиец из смертных. И обычно он не самый знаменитый герой при жизни.
— Геракл так и не взобрался к нам, — опять согласилась богиня любви.
— Да-а-а… — с особым удовлетворением протянула Гера.
Афина созерцала. Внизу разгоралась война.
— Когда Ника еще жила среди смертных, она тоже не слишком-то выделялась. Никого не убила…
— Что ты говоришь!! Я никогда не жила среди смертных! — гневно возразила Афина.
В сей миг голубую ткань неба разрезала внезапная молния. Гера с Афродитой, переглянувшись, послушно прекратили опасные намеки.
— Итак, кто же вместо титана?
— Кто же вместо титана?
— Кто?!
Гера и опасалась, и догадывалась, что новый бог будет лихой и веселый.
Афродита надеялась, что он станет ее союзником, они вдвоем окончательно сведут людей с ума.
Афина думала о том, что наконец-то перестанет быть младшенькой.
— Никто из этих… — произнесла после долгих размышлений Афина.
— Да, — согласилась богиня любви, — они чересчур…
— Вы обе правы. Они навсегда останутся героями.
— Гектор посвятил тебе такое копье, Ника, а ты… — засмеялась Афродита.
Поиск прошелестел между смертными и указал на два имени.
— Пожалуй, — удовлетворенно сказала первая.
— Как интересно… — прошептала вторая.
— Ну, в общем, я так и полагала, — вздохнула третья.
Троянцы там, внизу, заперли ворота и отказались от вылазок. Клитемнестра изменила Агамемнону с Эгисфом, но Афродита даже не улыбнулась. Посейдон спешил огромной волной через неизведанный смертными Атлантический океан.
— И все же кто-то один! Мне кажется, этот.
— Он же принадлежит тебе, Венчик? Разве нет?
— Нет. Правда, он обожал женщин, но в решающий момент отказался от девушки. Скорее, он мог бы принадлежать тебе, Джуна.
— Нет. Правда, в конце концов он выбрал то успокоение ума, которого я и добиваюсь в них, но абсолютно все, что он делал прежде, ни в коей мере не соответствует богине верности.
— А сделано немало…
— Для смертного — да!
— Признайся, он твой, Ника!
Афина вспомнила воздух Кавказских гор.
— Он отказался от меня.
— Вот как? Сначала он отказался от древнего пантеона…
— Да. И не выбрал никого из нас.
— Значит, действительно…
— Боюсь, здесь скрыто больше, чем мы пока знаем.
— О чем ты, Ника?
Афина вспомнила глаза титана.
— Однако у нового бога должны быть какие-то символы для смертных. Какие?
— А что он больше всего любил при жизни?
— Так нельзя ставить вопрос.
— Ну, все-таки… Сейчас… Наверное…
— Вино и женщины.
— Вино и женщины?
— Да… Это так просто, что обманет многих.
— Обманет не то слово. Введет в заблуждение и подцепит на крючок.
— А имя?
— Сакральное имя даст супруг мой. А простое — то же, что было там, внизу.
— Неужели так длинно? Внизу его называли совершенно непроизносимо. Может, оставим первые четыре буквы?
— Оставим первые четыре буквы. Что получается?
Между тем внизу Одиссей скучал, а Ахилл взрослел и уже готов был поссориться с Агамемноном из-за красивой рабыни. Парис каждую ночь наслаждался Еленой в стенах Трои, а Рамзес Великий, наслаждаясь Еленой за тысячи схенов от Трои, не ведал, что, совершая это, навсегда остается героем, теряя бессмертие.
— Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына! — шутя, пропела Афродита услышанное накануне от Фебби.
А Гера добавила:
— Ладно, все внимание к ним. Там сейчас будет интересно!
ПЕСНИ СЛЕПОГО АЭДА
(ХIII век до н. э.)