Три суда, или Убийство во время бала

— Хорошо, — сказал он, — исполняйте, чего требуют ваши обязанности, но вы будете мне отвечать, если ваши подозрения окажутся нелепостью.

Я пожал плечами. Старик удалился.

Мы вошли в спальню его сына. Обстановка комнаты свидетельствовала, что в ней живет холостой молодой человек. Постель с утра была не убрана. По полу валялись окурки. Платье и белье было раскидано по диванам и стульям. На столе стоял стакан с недопитым чаем. Все показывало, что хозяин не приучал себя к особенному порядку. Ни в шкафах, ни в комодах, ни в шкатулках я не нашел ничего, что могло бы служить для дела. Вещи выкладывали, вновь укладывали и замыкали.

Возле спальни был небольшой кабинет, изящно меблированный. В нем, по-видимому, ночевал отец Ичалова. Тут стояло бюро, ключа от которого я найти не мог. Долото сделало свое дело. В ящике я нашел много писем, но, просмотрев их, пришел к заключению, что они дела не касаются, хотя непреложно свидетельствуют, что хозяин их — большой поклонник женских прелестей. На стене над письменным столом висел фотографический портрет Анны Дмитриевны Бобровой. «Ну, — подумал я, — на недостаток побед Ичалов пожаловаться не может».

Обшарив все комнаты, мы не нашли ничего, что могло бы иметь какое-либо отношение к делу. Я считал дальнейший обыск бесполезным и приискивал уже в голове своей приличную фразу, чтобы оправдать пред стариком Ичаловым напрасно причиненное беспокойство, как в одном из коридоров натолкнулся на большой шкаф с платьем.

Я велел вынимать платья. Старый слуга Ичалова, Григорий, не без ворчанья исполнял мое требование. «Барина платье понадобилось, — ворчал он, — извольте, сударь, извольте, платья у барина довольно». С этими словами он вынул из шкафа панталоны и жилет коричневого цвета.

— Где же пара к этим панталонам? — спросил я у Григория.

— Какая пара?

— Сюртук или визитка.

— А кто его знает! — ответил Григорий. — Разве барин не волен в своем добре? Может подарили, а может — где и забыли!

— Да был сюртук к этим панталонам?

— Пиджак был совсем еще новый, — видно, Никандр Петрович забыли его в деревне.

Я велел отложить в сторону жилет и панталоны коричневого цвета.

— Покажите мне сапоги вашего барина.

— Какие прикажете? У нас их много.

— Покажите все.

Лакей принес несколько пар сапог.

— Больше нет?

— Есть еще пара, да та совсем никуда не годится. Оно не то чтобы сапоги были старые, да промокли больно и потрескались.

— Где они?

Он их принес.

То были бальные лаковые сапоги, потрескавшиеся, по-видимому, действительно от сырости. Сапоги эти как раз приходились к гипсовым слепкам со следов.

Я собрал все ножи и бритвы, которые мог найти в доме. Затем велел сложить на стол панталоны, жилетку, сапоги и ножи, все это опечаталось, и составил протокол обыска, который подписали присутствовавшие. Григорий, видя что рассыльный мой укладывает собранные вещи в свою суму, спросил меня:

— Как же, сударь? Вещи эти изволите взять с собой?

— Да.

— Воля ваша-с, а я без барина не могу барское добро из рук выпустить.

— Вы и сами отправитесь вместе со мной. Мне нужно вас допросить. В канцелярии вы получите расписку, что эти вещи у вас отобраны.

— Да без спросу мне нельзя идти! Барин будет гневаться.

— Вы своего барина увидите у меня и там все объясните ему.

Вернувшись к себе, я не застал у себя дома ни Кокорина, ни Ичалова. Я велел ввести Григория и сказал ему:

— Предваряю вас, что на суде перед крестом и Евангелием вы должны будете подтвердить все то, что мне теперь покажете! Поэтому отвечайте на мои вопросы только сущую правду.

— Для чего же, сударь, я буду говорить неправду? Все что знаю — о том извольте спрашивать, а чего не знаю, не погневайтесь — сказать о том не могу.

— Как вас зовут?

— Григорий Дементьевич Качалин. Из крепостных Петра Кирилловича Ичалова. Сороковый год служу им. И как в крепостное время, так и теперь, ничего худого за мною не было. Чист перед Богом и своим господином.

— Дело вовсе не в вас. Давно ли ваш барин здесь в городе?

— Молодой-то?

— Да, Никандр Петрович.

— Четвертого дня приехали. А допрежде, почитай, все в городе жили. Иногда в деревне…

— Откуда он приехал?

— Из деревни.

— Из какого уезда?

— Из здешнего, из села Яковлева. Ездили к батюшке и вместе с ним изволили приехать.

— Когда он уехал в деревню?

— Да как вам доложить? Месяца два с лишним.

— Зачем он ездил?

— Зачем — сказать не умею, на то была их барская воля. Встали утром, велели уложить в чемодан две смены белья, сюртук, да еще кое-какие вещи. Велели погрузить все на извозчика и уехали, даже чаю не кушавши.

— Да разве на извозчиках ездят в деревню?

— Должно быть, поехали на почтовую станцию[8], там взяли лошадей и поехали.

— Пока барин был в деревне, никаких вестей о нем не было?

— Никаких-с.

— Извозчик какой возил?

— Калачом зовут. Имени его не знаю.

— Какой его номер?

— Не могу знать! Прикажите спросить Калача — его все знают.

— Точно ли вам известно, что Никандр Петрович ездил в деревню?

— Опричь[9] деревни куда же им было ездить?

— Не был ли он в Москве?

— Извольте их самих спросить об этом. Вернулись они вместе со своим батюшкой из деревни.