…А вот ему тринадцать. Он сидит на диване и, сам того не замечая, кусает кончик подушки. Его короткая первая любовь. Ее зовут Надя Медведева. Надя Медведева гуляла с Игорем Ивановым за ручку. Он и представить себе не мог, что это будет побольнее детских синяков и ссадин. Когда он вспоминал, как они шли по аллее, дыхание неожиданно обрывалось, к горлу подступал комок. И он ничего не мог с этим поделать. Сидел и грыз подушку. Но тут его позвала мама. Он посмотрел на нее и… провалился. «Как ее зовут?» – спросила она. «Н-надя, Медведева», – ответил он, запинаясь. «Какая смешная фамилия, – сказала мама серьезно. – Просто обхохочешься». На следующий день, на уроке математики, учительница делала перекличку. Когда выкликнули Медведеву, Феликс прыснул от смеха, ему стало удивительно легко. С тех пор Надя вызывала у него только улыбку. И, может быть, чуть-чуть – сожаление. Надо же было родиться с такой смешной фамилией!
Мать вернулась к чаепитию.
– Но почему я не помнил этого раньше? – прорвало Феликса, очнувшегося от воспоминаний.
– Этого никто не помнит. В этом весь фокус.
Феликс задумался.
– И часто ты таким образом вмешивалась в мою судьбу? – спросил он тихо.
– Подумай сам.
– Но ведь это…
Мать решительно отставила чашку. Чай выплеснулся на скатерть.
– Что – это? – спросила она резко. – Нельзя, да? Опять мораль прорезалась?
Он физически почувствовал, как мутный поток злобы выплеснулся из ее глаз и ринулся на него. Феликс отпрянул и выставил вперед руки. Мать сделала то же самое. Он стоял посреди комнаты, она сидела, и они вытягивали навстречу друг другу руки с растопыренными пальцами, словно удерживая стену с двух сторон. Пространство комнаты между их руками раскалялось, становилось тяжелым, повсюду плавали едва заметные, прозрачные светящиеся точки.
– Вместе, – хрипло крикнула мать, и они одновременно опустили руки.
Феликс отчетливо услышал глухой удар, как будто что-то упало на пол.
– Мама, тебе больно? – Он бросился на колени. – Давай прекратим это.
– Ничего, ничего. – Мать мгновенно побледнела. – Пока я показываю тебе что-то, я не справляюсь со своей болью. А она, надо сказать, чудовищная. – Она закашлялась, и Феликс быстро поднес ей стакан с недопитым чаем.
Мать отхлебнула, перестала кашлять. На носовом платке, который она отняла ото рта, появилась маленькая капелька крови.
– Вот видишь, – сказала она Феликсу. – Времени у меня остается мало. Нам еще многое нужно успеть.
Они перешли в ее спальню. Мать легла на кровать.
– Я делала это только тогда, когда тебе было больно. Иначе я никогда не отпустила бы тебя в монастырь. – Мать криво улыбнулась. – Ты тоже не должен вмешиваться в жизнь своих детей.
– Почему же ты не помогла отцу, когда он болел?
– Я не могла. Он не хотел. Все время отталкивал. Не получалось. – Она поежилась.
– Значит, это получается не со всеми?
– Не со всеми. Есть люди, которых не зацепить. Сам увидишь. И еще есть одно. Никто в нашем роду не жил долго… Никто, кроме моей бабки. Она никогда не пользовалась своими способностями и каждый день в церковь ходила.
– Так, значит, они все?..
– Все. Да все по-разному. Кто-то может предсказывать, кто-то слышит голоса, а кто-то управляет, как мы.
– Ты часто это делала? Ну, по жизни: на работе там или на улице.
– Нет, – усмехнулась мать. – Хотела жить долго. – Она рассмеялась. – Да только вот видишь, что из этого вышло.
– А тот паренек, из-за которого все… Его-то ты пробовала поймать?
– Я его видела только один раз. Он ведь с отцом разговаривал. А деньги мы потом передавали через каких-то ребят. Но я его нашла. В городе. Я пыталась…
– Не получилось?
– Нет. – В голосе матери послышалось отчаяние. – Может быть, у тебя получится.
– Получится, – уверенно сказал Феликс.
Мир вокруг Феликса стремительно менялся. Он словно попал в волшебную точку, вокруг которой события сворачиваются в круговорот и тот плавно выносит тебя в иную реальность, где те же декорации, но другой ты, а потому и совсем другой сюжет. Подогретый рассказами матери, он ощущал себя полубогом. Он мог управлять людьми. Его власть над ними была практически безграничной. Безграничной и тайной. Для того чтобы ею пользоваться, не нужно было разрешения. Никто даже никогда не упрекнет его в том, что он делает, потому что никому и в голову не придет, что такое возможно. Не в сказке – наяву.
Вот стоит долговязый очкарик с «дипломатом». В руке букет тронутых увяданием гвоздик. Смотрит на часы. И по сторонам. Ну что ж… Опа! Взгляд молодого человека теряет осмысленность, он брезгливо осматривает букет, словно держит в руках дохлую жабу, морщится от досады и на глазах у удивленных прохожих сует букет в урну. Через минуту он рассеянно моргает, как будто только что проснулся, и ничего не может понять, озирается вокруг, ошалело смотрит на хвостик букета… По тротуару ему навстречу семенит долгожданная подруга. Парень выхватывает цветы из урны и прячет за спину.