Три судьбы

Стоявший навытяжку перед ним Дудько встрепенулся и, молодцевато поведя плечами, решительно шагнул вперед:

— Команда, смирно!

Послушные окрику вахмистра, казаки вытянулись и замерли.

— Вин-товки! — бросил Дудько.

Моментально сверкнуло двенадцать блестящих стволов, и сухое щелканье затворов огласило степь. Солдаты, разинув рты, с любопытством глазели на заряжавших винтовки казаков. Лица приговоренных посерели.

Суетливые дрожащие пальцы не попадали на обойму, патроны никак не могли войти в магазинку. Не сводя глаз с лица комиссара, Никола внезапно для себя почувствовал, как липкий ужас заполнил все его сознание и холодный пот заструился под бешметом.

Обойма наконец с треском улеглась в «магазинке», и это успокоило Николу. Искоса он взглянул на Скибу и, к своему великому удивлению, увидел, что Скиба стоит, не поднимая винтовки.

— Ну, живо там, раз-два — и готово! — закричал Дудько.

Расталкивая казаков, вперед вышел Скиба и сказал:

— Василь Тимофеич, ослобоните меня. Занедужил, не могу.

Глаза Дудько округлились и налились бешенством. Его покатые плечи заходили, а круглое курносое лицо покрылось багровым румянцем.

— Становись в шеренгу, сукин сын, я те дам «не могу»! Сволочь босяцкая!

Адъютант прищурил глаза и стал внимательно всматриваться в лицо казака.

— Не могу, хоть зарежьте. Никак не буду, — вырвалось у Скибы.

В ту же секунду он упал от удара. Его лицо залилось кровью, липкая жижа закапала на грязный воротник и засаленную грудь бешмета.

— У-у, сука. Один всю казацкую семью поганишь, — нанося второй удар, прохрипел Дудько.

Скиба, лежа у ног вахмистра, охнул и, прикрывая руками голову, застонал.

Казаки вздрогнули и зашумели. Солдаты заволновались.

Не предполагавшие такого поворота красноармейцы зашевелились. Ожидание смерти сменилось надеждой, и они разом заговорили:

— Братцы, родные, казачки, не убивайте…

Дудько хищным взглядом окинул заволновавшихся пленных, быстрым движением расстегнув кобуру, ловко выдернул наган и с размаху, не целясь, выстрелил в стоявшего к нему ближе других. Тот судорожно схватился за грудь и ничком упал на траву.

— А ну, кто еще? — вращая глаза и бормоча ругательства, завопил Дудько. — Смирно, мать вашу!..

Казаки онемели. Начинавшийся было ропот разом стих. Выстрел заглушил разбуженную на минуту совесть, простая человеческая жалость растворилась в животном страхе за себя. Глаза казаков потеряли осмысленное выражение, его сменило покорное и безвольное чувство подчиненности.

— А ну, прямо по комиссарам… пальба взводом! — коротко бросил Дудько, и звенящие нотки команды резнули наступившую тишину.

Казаки, словно автоматы, выбросили вперед винтовки, застывшие ровной четкой линией. Среди осужденных произошло движение. Двое упали, закрыв руками глаза. Четверо спокойно смотрели на черные дула направленных на них ружей.

— Умираем за народ, за Советскую власть, за вашу счастливую жизнь, казаки, — сказал комиссар, глядя на казаков.

В груди Николы пробежал знакомый холодок, его сердце остро и учащенно забилось. Он заморгал и, чувствуя, что его руки больше не могут держать винтовку, тяжело вздохнул, с шумом втянув воздух, словно желая вместе с ним вдохнуть решимость и отвагу.

— Взво-о-од, пли! — растягивая слова команды, крикнул вахмистр.

Зажмуря глаза и не отдавая себе отчета в том, что делает, Никола, не глядя, дернул курок, выпустив пулю над головами осужденных.

Недружный залп сухо прорезал воздух и гулким эхом отдался в прибрежных камышах. Звук пробежал над сонными водами Дона и, пугая уток, растаял на другом берегу реки.

Опустив винтовку, Никола, еще бледный и испуганный, открыл глаза.

На зеленой траве, шагах в десяти от казаков, лежали недвижно залитые кровью люди. Шестой, еще живой, судорожно корчился, хрипя и тяжко выдыхая из себя воздух. Из его простреленной шеи текла густая кровь, а на синих помертвевших губах лопались алые пузыри.

Дудько оглядел расстрелянных и, вложив револьвер в кобуру, деловито доложил:

— Готово, господин капитан.

Адъютант удовлетворенно вздохнул и, пожав руку обрадованному вахмистру, многозначительно произнес:

— Благодарю вас за распорядительность и энергию. Обо всем сегодня же будет доложено генералу, а этого негодяя, — он указал на Скибу, — арестовать и держать до распоряжения из штаба.

Он тяжело взобрался на седло и, еще раз козырнув вахмистру, поскакал, за ним крупной рысью затрусили вестовые. Солдаты вяло и недружно стали рыть могилу для расстрелянных.

— Команда, смирно! Справа по три, правое плечо вперед, шагом марш! — скомандовал Дудько и тем же тоном обратился к Скибе, стоявшему с обреченным видом: — Ну, ты, сукин сын, ходи вперед колонны, да коли хоть на шаг отстанешь, я сам расквашу тебе башку.

Обезоруженный казак прошел вперед. Когда команда поднималась на бугорок, какая-то сила заставила Николу оглянуться назад.

Двое солдат рыли могилу. Другие стаскивали в кучу убитых. Заходящее солнце, глядя через курган, косыми лучами играло на блестящих лезвиях лопат. Втянув голову в плечи и опустив глаза, Никола быстрее зашагал, стараясь поскорее забыть картину расстрела.

ГЛАВА IX