Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен

Продавец торчал между строчек, описывавших прилавок с экзотическими фруктами. Далеко вверху над его головой светлело пятно – выход из тоннеля, ведущего к последней странице.

– Здорово! – сказал директор.

Продавец смотрел на него круглыми глазами, в которых отражалось желание медленно и мучительно убить всех и каждого, кто мешает ему отправиться на покой.

– Я отдал редактору все мои баллоны с веселящим газом…

– Чертов главный редактор! Комок кошачьей отрыжки! Ненавижу!

– А вот, кстати, это сейчас тот самый редактор сказал.

Директор посмотрел и увидел высоко-высоко, намного выше облаков, хмурое лицо редактора.

Испанец и Эдичка, устав обстреливать артиста Канатова, тоже увидели редактора, а также проход на последнюю страницу. Только артист Канатов, оглоушенный и обляпанный жирной мякотью со всех сторон, ничего не увидел.

Пока он шатался, отплевывался, высмаркивался, прочищал глаза и ругался, директор, Продолголимонов и испанец поднатужились и со скрипом пропихнули продавца веселящего газа дальше по тоннелю. Когда ноги продавца исчезли в бреши между строк, все трое устремились в бегство за ним следом.

В последнем абзаце этой главы артист Канатов остался совершенно один. Он взобрался на прилавок, сунул под голову единственный уцелевший дуриан, подогнул колени к животу, пробормотал «ох, все достали мать их» и уснул. Несмотря на трудный день, снилось Канатову нечто приятное – на его лице то и дело зажигалась та удивительно добрая и наивная улыбка, с которой он со сцены смотрел на доктора Гаспаряна.

Глава VI

Нежданчики

– Не твое мать твою гребаное дело, окурок человеческий, – ответил артист Канатов на вопрос, почему он стал азиатом.

Но, даже не будучи человеческим окурком, можно догадаться о причине. Вспомним: все считали, что дни Канатова в шоу бизнесе сочтены. Также вспомним: он был готов на все, чтобы доказать несправедливость имени площади Почти Всех Звезд. Волею нетрезвой судьбы артиста Канатова занесло в дом доктора Гаспаряна. Но и тут, даже если бы кто-то узнал об искре, промелькнувшей между пожилым и очень дорогим доктором и вышедшим в тираж артистом, всем было бы все равно. Всего лишь несколько минут общественность интересовалась внеэстрадной жизнью Канатова. И те минуты были куплены Лучшей Подружкой Трех Толстушек в обмен на обещание принять участие в государственном перевороте. Апатия Канатова была очевидна. Все знали его в лицо, и всем на это весьма щекастое, не слишком приятное, но в целом заурядное лицо было откровенно наплевать.

Любому торговцу алкоголем, наркотиками и продажными женщинами Канатов был несимпатичен, так как наглядно демонстрировал их текущим и потенциальным клиентам, к чему ведет нездоровый образ жизни. А ведь именно этот образ жизни и был их основным товаром! Всякому приспешнику здорового образ жизни, хоть таких и были единицы, Канатов внушал отвращение. Даже искренним молодым бунтарям ПРОТИВ ВСЕГО, как их обязывал юношеский максимализм, артист казался живым недоразумением. Узнай кто-нибудь, что Лучшая Подружка сделала на него пусть частичную, но ставку, все бы просто покрутили пальцем у виска и в качестве объяснения выбрали бы спонтанное бешенство матки.

– Вам, мой, простите, но… едва ли удержусь… Пупсик. Да, тебе, пупсеночек, нужно переменить внешность, – сказал доктор Гаспарян в ту ночь, когда Канатов, не приходя в сознание, успел раскрыть истинную сексуальность Сержа.

И доктор Гаспарян сделал Канатова другим. Так он по-своему ответил на тот поступок артиста, который его самого, Сержа Артуровича, сделал совершенно иным человеком.

Доктор, трепля безволосую грудь Канатова, говорил:

– Ты бутуз, пухлячок мой ненаглядный. У тебя мягкая и податливая грудь, круглый лысенький животик, узенькие плечи, неровные зубки, черные засаленные волосики, и глазки, тонущие в пышных щечках. Если бы не бледный цвет кожи, ты походил бы на девственного азиата из знатного и богатого рода. Я нахожу, что это отличная смена имиджа – радикальная и возбуждающая одновременно. Я тебе помогу стать желтеньким, мой цыпленочек.

Доктор Серж Гаспарян изучил сто наук. Он был очень серьезным человеком, но, как оказалось, имел такие личностные качества, о которых и сам ранее не догадывался. «Делу время, и каждая моя минута имеет определенную цену» – таков был девиз Сержа. Когда же случалось так, что с делами покончено, Гаспарян мог и развлечься. Но при этом он, оставаясь ученым и бизнесменом, всякий раз заранее выяснял, во сколько именно ему обойдется каждый час потехи. Если прейскурант устраивал Сержа, тогда он мог отправиться на ранчо к бедным приютским детям, стать единственным зрителем удивительных фейерверков, купить редкие коллекционные комиксы и фигурки их персонажей или посетить интерактивное шоу наивысшей пикантности.

– Вот, – сказал он Канатову, – вот, посмотри, голубчик. В этом флаконе бесцветная жидкость. Но, попав на какое-нибудь тело, под влиянием сухого воздуха она окрашивает тело в желтый цвет, притом как раз такого йодированного оттенка, который свойствен азиату.