Три товарища и другие романы

— Поеду посмотрю. Вот что я ей везу.

Она вынула из пакета краснощекую куклу и надавила ей на живот. «Ма-ма», — пропищала кукла. Роза сияла.

— Фантастика! — сказал я.

— Глянь-ка. — Она положила куклу на спину. Та захлопнула глаза.

— Невероятно, Роза.

Она была удовлетворена и снова упаковала куклу.

— Ты-то знаешь толк в подобных вещах, Роберт. Будешь когда-нибудь хорошим отцом.

— Как же, как же, — проговорил я с сомнением.

Роза была очень привязана к своему ребенку. Несколько месяцев назад, когда девочка еще не ходила, она держала ее при себе, в своей комнате. Это ей удавалось, несмотря на ее ремесло, потому что к комнате примыкал небольшой чулан. Являясь вечером с кавалером, она под каким-нибудь предлогом просила его подождать перед дверями, сама быстро проходила вперед, задвигала коляску с ребенком в чулан, запирала ее там и впускала кавалера. Но случилось так, что в декабре малышке пришлось слишком часто перемещаться из теплой комнаты в нетопленый чулан. Она простудилась и часто плакала при гостях. И Розе пришлось с ней расстаться, как ей это было ни тяжело. Она отдала ее в дорогой пансионат, выдав себя за вдову почтенного человека. Иначе ребенка не приняли бы.

Роза поднялась.

— Так ты придешь в пятницу?

Я кивнул.

Она посмотрела на меня.

— Ты ведь знаешь, в чем дело?

— Конечно.

Я не имел никакого понятия о том, в чем было дело, но у меня не было и ни малейшего желания расспрашивать. Эту привычку я усвоил себе за тот год, что стучал здесь по клавишам. Так было удобнее всего. Так же, как обращаться ко всем девицам на ты. Иначе было просто нельзя.

— Привет, Роберт.

— Привет, Роза.

Я посидел еще немного. Что-то на сей раз в душе моей не водворялся тот сонливо-безмятежный покой, ради которого я и ходил сюда по воскресеньям. Я выпил еще стаканчик рома, погладил кошку и ушел.

Весь день я слонялся без всякой цели. Я не знал, чем заняться, и нигде не задерживался подолгу. Под вечер я пошел в нашу мастерскую. Кестер был на месте. Он трудился над «кадиллаком». Мы купили его недавно по дешевке, как старье. Теперь его было не узнать, и вот Кестер наводил последний глянец. Афера была рискованной, но мы надеялись заработать. Я, правда, сомневался, что дело выгорит. В трудные времена люди предпочитают покупать маленькие машины, а не такие дилижансы.

— Нет, Отто, нам не сбыть его с рук, — сказал я.

Но Кестер был уверен в успехе.

— Это средние машины трудно сбыть с рук, Робби, — возразил он. — А вот дешевые идут неплохо и самые дорогие тоже. Всегда есть люди, у которых водятся деньги. Или есть охота производить такое впечатление.

— А где Готфрид? — спросил я.

— На каком-то политическом собрании…

— С ума сойти! Что он там забыл?

Кестер засмеялся.

— Этого он и сам не знает. Да ведь весна на дворе. По весне он всегда становится шалым и жаждет новенького.

— Возможно, и так, — сказал я. — Давай-ка я тебе помогу.

Мы провозились до темноты.

— Хватит на сегодня, — сказал Кестер.

Мы умылись.

— Знаешь, что у меня здесь? — спросил Кестер, похлопывая по бумажнику.

— Интересно…

— Билеты на бокс сегодня вечером. Два. Ты ведь пойдешь со мной, а?

Я колебался. Он посмотрел на меня с удивлением.

— Штиллинг выступает. Против Уокера, — сказал он. — Бой будет что надо.

— Возьми лучше Готфрида с собой, — предложил я. Вообще-то смешно было отказываться, но идти мне не хотелось, сам не знаю почему.

— А ты что — чем-нибудь занят?

— Нет.

Он посмотрел на меня.

— Домой пойду, — сказал я. — Письма напишу и все такое прочее. Надо ведь когда-нибудь…

— Ты не болен? — спросил он с тревогой.

— Ничуть, что ты. Разве что тоже слегка ошалел от весны.

— Ну ладно. Делай как знаешь.

Я побрел домой. Но и сидя в своей комнате, все никак не мог решить, чем же заняться. Потоптался в разных углах как потерянный. Теперь я не мог понять, что меня сюда так тянуло. Наконец я надумал навестить Георга и вышел в коридор. Тут я натолкнулся на фрау Залевски.

— Как, вы здесь? — спросила она, изумившись.

— Трудно было бы отрицать, — ответил я слегка раздраженно.

Она покачала головой в седых буклях.

— Не гуляете? Чудеса воистину.

У Георга я пробыл недолго, вернулся минут через пятнадцать. Стал раздумывать — не выпить ли? Но пить не хотелось. Сел к окну и уставился на улицу.

Сумерки летучей мышью парили над кладбищем. Небо над Домом профсоюзов было бледно-зеленым, как недозрелое яблоко. Уже зажгли фонари, но было еще недостаточно темно, и казалось, что они зябнут. Я порылся в книгах в поисках той бумажки с телефоном. В конце концов, позвонить-то можно. Я ведь даже почти обещал. К тому же скорее всего ее нет дома.