Три товарища и другие романы

Гвидо с недовольным видом покачал головой и предложил семьсот. Я продолжал поднимать цену. Гвидо отчаянно сражался. Когда дошло до тысячи, он сделал умоляющий жест и на пальцах показал мне, что я могу заработать еще сотню. И предложил тысячу десять марок. Я в ответ назвал тысячу сто. Он покраснел и злобным фальцетом выкрикнул:

— Тысяча сто десять.

Я предложил тысячу сто девяносто марок, ожидая, что он не удержится от тысячи двухсот марок. На этом я решил остановиться.

Но Гвидо уже завелся. Считая, что я над ним издеваюсь, он рассердился и предложил тысячу триста. Я стал лихорадочно соображать. Если бы он на самом деле хотел купить машину, то наверняка остановился бы на тысяче двухстах. Теперь же он явно взвинчивал цену, чтобы досадить мне. Из нашего разговора он, видимо, вынес, что мой предел — тысяча пятьсот, и не видел для себя никакой опасности в этой игре.

— Тысяча триста десять, — сказал я.

— Тысяча четыреста, — выпалил Гвидо.

— Тысяча четыреста десять, — нерешительно проговорил я, боясь попасть впросак.

— Тысяча четыреста девяносто! — Гвидо смотрел на меня насмешливо и торжествующе. Он был уверен, что здорово насолил мне.

Я выдержал его взгляд и промолчал.

Аукционист спросил раз, другой, поднял молоток. В тот момент, когда Гвидо осознал, что машина принадлежит ему, торжествующая мина на его лице сменилась выражением беспомощного изумления. Он подошел ко мне с совершенно опрокинутым лицом.

— А я-то думал, что вы хотите.

— Нет, — сказал я.

Придя в себя, он почесал затылок.

— Вот проклятие-то! Нелегко будет оправдать перед фирмой такую покупку. Думал, что вы дойдете до полутора тысяч. Но как бы там ни было, а на сей раз я урвал этот ящик у вас из-под носа!

— Это вы как раз и должны были сделать, — сказал я.

Гвидо ошалело смотрел на меня. Только когда из конторы вышел Кестер, он понял все и схватился за голову.

— Бог мой! Так это была ваша машина? Ах я осел, безмозглый осел! Так влипнуть! Так попасться! На такой старый трюк! И это ты, Гвидо! Ладно, не будем поминать старое. Самые ушлые ребята всегда клюют на самую примитивную наживу. В другой раз отыграюсь. За мной не пропадет.

Он сел за руль и поехал. Мы смотрели вслед машине, а на душе у нас скребли кошки.

После обеда зашла Матильда Штосс. Мы должны были рассчитаться с ней за последний месяц. Кестер выдал ей деньги и стал советовать попросить нового владельца мастерской оставить ее на прежнем месте. Нам уже удалось таким образом пристроить у него Юппа. Но Матильда покачала головой:

— Нет, господин Кестер, с меня хватит. Боюсь, уж и спину не разогну.

— А что же вы собираетесь делать? — спросил я.

— Отправлюсь к дочери. Она живет с мужем в Бунцлау. Вы бывали в Бунцлау?

— Нет, Матильда.

— А вы, господин Кестер?

— И я не был, фрау Штосс.

— Странно, — сказала Матильда. — Кого ни спросишь, никто не слыхал про Бунцлау. А ведь моя дочь живет там уже целых двенадцать лет. Она там замужем. Муж у нее секретарь канцелярии.

— Ну, раз так, значит, город Бунцлау действительно существует. Можете не сомневаться. Раз уж там живет секретарь канцелярии…

— Это уж точно. Но все-таки странно, что никто не был в Бунцлау, не так ли?

— Что же вы сами-то ни разу не съездили туда за все эти годы? — спросил я.

Матильда ухмыльнулась:

— О, это долго рассказывать. Но теперь-то я обязательно поеду к внукам. Их уже четверо. И малыш Эдуард поедет со мной.

— Кажется, в тех краях делают отличный шнапс, — сказал я. — Из слив или чего-то в этом роде…

Матильда замахала руками.

— Да в этом-то вся штука и есть. Мой зять, видите ли, абстинент. Это люди такие, которые не пьют. Ни капельки.

Кестер достал с опустевшей полки последнюю бутылку.

— Ну что ж, фрау Штосс, на прощание полагается выпить по рюмочке.

— Это завсегда, — сказала Матильда.

Кестер поставил на стол рюмки и наполнил их. В Матильду ром уходил, как через сито. Ее верхняя губа вздрагивала, усики подергивались.

— Еще по одной? — спросил и.

— Не откажусь.

Я налил ей доверху большой фужер, и она, выпив, стала прощаться.

— Всего хорошего вам в Бунцлау.

— Спасибо на добром слове. А все-таки странно, что никто не был в Бунцлау, не так ли?

Она, пошатываясь, вышла. Мы постояли еще немного в пустой мастерской.

— Ну, пора и нам, — сказал Кестер.

— Да, — согласился я. — Здесь нам больше делать нечего.

Мы заперли дверь и вышли на улицу. Потом отправились за «Карлом». Его мы продавать не стали. Он стоял поблизости, в гараже. Мы заехали на почту и в банк, где Кестер заплатил налоги по аукциону.

— Пойду теперь спать, — сказал Кестер, выйдя из банка. — А ты к себе?

— Да, я отпросился сегодня на весь вечер.

— Вот и славно, зайду за тобой часиков в восемь.

Мы поужинали в небольшом пригородном трактире и поехали обратно. При въезде в город у нас лопнула передняя шина. Пришлось заменить колесо. «Карл» давно не был на мойке, и я здорово перепачкался.

— Надо бы вымыть руки, Отто, — сказал я.