— А ну хватит! — рявкнул старик. — Рот свой закрой, да меня слушай! — девка замолчала и, широко раскрыв глаза, смотрела на него. — Не проклята ты, не превратишься ни в кого, и ничего нового не вырастит. Станешь такой, как до ранения была, только шрамов добавится, а теперь хорош верещать и мигом в постель!
Девушка, всё еще шмыгая носом, и не спуская глаз с Семирода, ползком вернулась в кровать, и села.
— Грамоте обучена? — спросил старик облегченно выдыхая.
— Читать, писать умею. Вычитать и складывать. Работала у барыни, за хозяйство отвечала. Коров, куриц, баранов да прочей живности было много, вот и пришлось учиться как считать да писать. Ведомости вела, да за её детишками следила, когда барыня в отъездах была…
— Обучена значит, а богов до сих пор не знаешь, — проворчал Семирод.
— Как не знать? 3/4 возмутилась девушка. — Знаем и славим! Всем городом славим.
— Значит и знать должна, что Чернобог не есть зло нечистое.
— Как так? Черный он ведь! Вот и кличут Чернобог. Все беды да твари обитающие, его рук дело. В ночи скрываются, да нападают людей добрых. Крадут, насилуют, и превращают в себе подобных. Заклятьями и заговорами. Как ты Семирод.
Старик выдержал паузу:
— Значит я, по-твоему, прислужник Чернобога? Злого и коварного?
— Проклял ты меня, видать получается так.
— А жизнь я тебе спас зачем тогда? Другу твоему который и не друг тебе вовсе? Ежели по разуму твоему судить, проку было бы более, превратив я тебя сразу в нежить или гуля какого. Пустив твое тело мертвое на убийства и пожирания вечные.
— Я… я… — девушка растерялась. — Пес его знает! Вдруг ты меня сначала эт самое, насиловать решил, а уж потом в нежить с гулями превратить?
Подобные слова разозлили старца, учитывая сколько времени, сил и прочего он потратил на спасение её жизни. Он закрыл глаза и попытался себя успокоить, ведь Семирод давно понял, что спорить с молодыми, равносильно стену каменную одолеть с помощью одного лишь лба.
— Так и быть. Ежели боишься меня, не стану больше задерживать. Ты можешь идти, когда захочешь. Держать не стану.
Старик встал со стула и отправился на кухню, где загремел кастрюлями и горшками.
***
Она стучала деревянной ложкой по дну миски, выхлебывая последние остатки супа. Аппетит вернулся в норму, и девушка постепенно начала набирать потерянный вес. Мужчина пришел в себя, но пока не мог самостоятельно принимать пищу, поэтому она его кормила очень бережно.
Семирод зашел в сторожку и захлопнул за собой дверь, принося болотный запах и легкую прохладу. Вместо сумки, набитой травами и другими ингредиентами, он держал две тушки куриц, небольшую сетку с картошкой и бидон молока.
Девушка тут же подбежала, всё еще держась за правый бок и заметно прихрамывая. Она мастерски ухватила куриц за шеи в одну руку, а второй потянулась к бидону. Старик отмахнулся. Он поставил молоко в угол, а картошку унес на кухню. Когда он вернулся, она произнесла.
— Спасибо. Так что же ты со мной сделал?
— Созрела наконец, — усмехнулся тот, усаживаясь на стул и потирая больную поясницу. — Я уж думал так и не спросишь. Видимо интересом не обделена. Ничего я с тобой, с вами двумя, особого не делал. Обычное духовное колдовство, Чернобожье только.
— Нихромантия значит? Темные чары? — девушка широко раскрыла глаза, одновременно ощипывая курицу.
— Не совсем, не полностью некромантия, скорее по капельке того и другого. Плоха ты была совсем. Гнить начала, словно тебя уже на погребальный костер несут, пришлось немного некромантии применить, дабы клетки реанимировать и гниение замедлить. Затем отварами отпаивал, а то, что отваливалось от тебя, собирал и сжигал. Пепел вновь в раны открытые втирал, с речами к богам обращенными. В полдень подносил к окну, давая солнцем ярким насытиться, да духом исцеляющим питал. Очертил вокруг кровати твоей круг оберегающий, а внутри развесил папоротник с рунами пустыми. Они всасывали себя зловонья да дух мерзкий трупный. Повязки менял, раны бинтовал и чистил. Сжигал и снова втирал, руны всю нечисть забирали.
— Сложно, — нахмурив брови, и принимаясь за вторую курицу произнесла она. — Значит духа во мне темного нет? Не превращусь в грымзу какую?
Старик улыбнулся, но тут же пересилил себя и ответил:
— Я по молодости, когда в целители записаться решил, также как ты размышлял. Есть боги светлые и славные, а есть пантеон темного, чёрного и злого. Светлых восхвалять надобно, а чёрного гнать палкой со двора, да лишний раз не упоминать, а то уволочит в лес к тварям кровожадным.
— А то, — девушка чихнула от перьев, летающих в воздухе, и локтем утерла нос.
— Вот ты Рода перед сном славишь? — совершенно серьезно поинтересовался мужчина.
— А как же! Конечно, славлю, мы всем уделом славим.
— А стоит и Чернобогу шепнуть пару слов.
— Да ну тебя… Эт зачем еще?
— Поверишь или нет, — продолжил старик. — Сила и влияние Чернобога ночью куда могущественнее чем Родья. Черного в его имени только то, что ночь его стихия. Время, когда темно.