Три цветка и две ели. Первый том

– А ну стоять! – крикнул им Рагнер. – Я – сам герцог Раннор, всех вас хер на хер! И хер на хер ваш драный-сраный Нюёдлкос! Зубы серебряные видите, лободыры?! Живо пали на колени, не то огнем испепелю вашу помойку!

Но лесорубы ничуть не испугались, а басисто захохотали.

– Давай, дыхай, х…сос, – проскрипел сквозь смех Гафаг.

– Герцаг Раннор – маейнай герой! – отсмеявшись, заявил «русобородый». – Я за ега, хоть в адову Пеклу! Он, ежаля захочат, то росту станет аж до небу, и ширшее Нюёдлкосу тожа станет! Ега ведьма загаворила! Всё он могёт, и огнем дыхает. И в сильван точна не рядится, затем ча имеат плащ-невидимку!

– Ваш Светлость, – обрадовался Сиурт, – надёвавайте ваш плащ!

– Позабыл сегодня взять… – процедил Рагнер. – Да и зачем? Такой же милый городок тут у вас! А до неба я стать, именно сейчас, не могу! Уж извините, му́жики, – с нажимом выговорил он. – Не та фаза луны! Да рыцарь велик деяниями – запомните мне это тут! А дышать огнем я вовсе не могу – я же не дракон. Порохом я вашу помойку, по старинке… И чем вам зубы мои не нравятся? – широко улыбнулся герцог.

– Покрыл их серебрянкой, плут! Инае зубья́ – белае да крепкае, – посветили фонарем Рагнеру в лицо. – Нас не обдуть! У богачав таковсках нету!

– Да с чего вы взяли? – удивился Рагнер, зажимая в ладони кинжал, какой еще медлил доставать – воевать против пятнадцати амбалов с топорами представлялось чистым самоубийством.

– Сахера многага ядять! – уверенно и с небольшой завистью ответил «предводитель». – Давай, мужики! Притащим герцагу голову ентага плута – а он и нам ча-то да точна даст!

Рагнер достал из рукава свой тонкий кинжал, а лесорубы вновь лишь заржали. Тогда Сиурт вытащил откуда-то из-под своего малинового кафтана кистень с шипастой гирей на цепи – лесорубы уже охнули и немного отступили. Рагнер, опять поражаясь Сиурту, благодарно на него глянул, после чего они встали спина к спине и приготовились к драке.

«А, черт! – лихорадочно соображал Рагнер. – Не справимся, если только у Рернота не припасена в подштанниках секира. Так, Рернот им со спины зайдет… Отобрать надо топор у мордоворота, что тут за главного, лошадей толкнуть вперед… Черт, всё равно их много: тюкнут по башке – и… Неужто я помру в драном-сраном Нюёдлкосе, да в таком виде? Даже без штанов! Что за позор! И за что мне это всё? Маргарита!!»

Лесорубы нападать медлили. Шипастая гирька в умелых руках легко отправлял на тот свет или здорово калечила, а всего этого им не хотелось. Гафаг, предчувствуя недоброе, держался за спинами бородачей и раздумывал: не улизнуть ли ему, пока не поздно. Нелепости данной картине, разворачивавшейся на пустыре, придали возобновившиеся сладкие стоны из лупанара, теперь уже точно похожие на любовную игру.

Вдруг послышался нежный голосок:

– Вы тута ча ащё затеяли? Каго ента к нам не пущаете? – захихикали невидимые дамы.

– Самого герцога Раннора к вам не пущают – громко ответил Рагнер. – Решил поглядеть на славный Нюёдлкос, а мне на стол наплевали, оскорбили и еще убить удумали! В последний раз говорю: побросали топоры да пали все тут передо мною!

Рослых лесорубов бойко растолкали две жрицы любви: обе были светловолосыми и с ярко-раскрашенными лицами, походили они на мать и дочь. Оглядев Рагнера и захудалых лошаденок, лупы разочарованно надули губы.

– Ащё у герцагу Раннора, – уверенно заявил «предводитель», – х… до неба может стать…

– И ширее, чем ваш драный Нюёдлкос, – недовольно закончил Рагнер. – Слышал уже! А вот это герцог Раннор может! Но такой дубиной я не только вас, сам себя раздавить боюсь!

– Эй, – сказала лупа постарше, – да Херцагиня Ноллё ж с им ляжала! Крест у яга на спине должан быть! Давай, разадёвайся. Глянем на тя, херцаг.

Лесорубы бурно поддержали это предложение.

– Я-то разденусь… – ворчал Рагнер, сбрасывая плащ на снег. – Ты, Сиурт, глаз не своди тут с них, – говорил он, занимаясь ремнем, на каком висел бочонок. – Пьянь нюёдлкосская! Вот Ноллё, да и вы, милые дамы, награду получите… А остальные… Я тут порядок наведу!

Он снял кафтан и даже войлочный колпак, оставшись в толстой льняной рубахе, какую вытащил из веревок у промежности. На его голове еще осталась белая нижняя шапочка изо льна, а на теле – постыдные чулки сильван вместо штанов, из каких топорщилось сзади мешковатые исподники. Рагнер повернулся спиной к лесорубам, задрал рубаху и сказал:

– Свети теперь фонарем, бородатый хер, да не ослепни.

– Можат, намалявал… – донеслось робкое предположение какого-то мужика.

Но, кроме ребристого креста, фонарь высветил другие шрамы – и через миг лесорубы грохнулись в ноги герцогу Раннору, а с ними и две лупы.

– Так-то лучше! – удовлетворенно заключил Рагнер, оправляя свою рубаху. – Встаньте, дамы. А остальным – так и сидеть, вонючими мордами в грязный снег!

– Вашо Светлость! – донесся крик Рернота. – Уходют!