Три цветка и две ели. Первый том

Рернот попытался улыбнуться и вдруг распахнул глаза – его зрачки стали нормального размера, а взгляд теперь походил на осмысленный. На его сильванском лице появилось выражение ужаса: Рернот смотрел куда-то, поверх плеча Рагнера, а тот, в свою очередь, почувствовал зловоние – знакомое ему сочетание пота и крови. Рернот крепко сжал руку герцога и через миг испустил дух, сохранив жуткую гримасу на лице, словно напоследок узрел самого Дьявола. Но затем его мышцы стали расслабляться и опадать. Рагнер снял другую перчатку зубами, потрогал шею покойника и, вздыхая, закрыл тому глаза, но свою руку разжимать не спешил – безмолвно прощался, вспоминая Рернота живым, – немного ругал его за безрассудство и хвалил за смелость.

– Ча-то воняааат… – буднично заметил второй лесоруб, которого Рагнер сразу окрестил как «бесчувственный». – Хужае, чам в лисьяй норе…

– Смолкни, – зашептал ему «меридианец». – Ужа и не воняат вовся.

Рагнер умыл снегом руки и надел перчатки, а когда стал взваливать на себя мертвое тело, то увидел в снегу охотничий нож – его он засунул за пояс из веревок, к кистеню, после чего поднялся и потащил Рернота на своей спине.

– Лучшае мы, Ваша Светлость, – предложил «меридианец».

– Не надо, – мрачно ответил Рагнер, зная, что когда плоть страдает, то душа не болит. – Воинский закон велит заботиться о теле побратима… Лучше несите впереди фонарь.

– Мужик-то вашанскай, Рернот, – заговорил по пути «бесчувственный», – он Гафага-то хватанул, а другой, какога мы не знаам, светляк-то, воротился и подрезал Рернота. Нам ента Рернот вашанскай скажал, кода мы ега тута сыщали.

– Этот Гафаг… Он кто таков? – устало спросил Рагнер. – Кроме того, что дрянь и плюется?

– Гафаг-дурак, муж сёстры Мерля-харчавника. Горястееей от Гафага у Мерля! И у сёстрицы ягайной тожа – напьётся Гафаг да калотит ее. И детянкам доставалось. В кости всё дул, ну и в карты. Дажа на каторге бывался.

– За что?

– Продул раз, нахлястался и ясли поджег тому, каму продул. Трое домов пожгло, корова померла, а курей и не счесть. Да деда, ча скотину спасал, тожа пожгло! Ежаля б не Мерль, так подвесили бы Гафага сраза, а харчавника мы почитаам. Ежаля бы не он, то никта бы за Гафага не заступился.

– Смолкни лучшае, – подал голос «меридианец». – Не так ужа дюжа Мерль и заступался…

– Да ча ты всё: «смолкни да молкни»? – проворчал «бесчувственный». – С герцогум погаварить не даст…

– Почему клейма на лице не было? – прервал лесорубов Рагнер. – Если тот на каторге был, то и клеймо должно остаться…

– Свел, поганка…

– И вы все в Нюёдлкосе знали да молчали!

– Сказжал жа те, смолкни! – махая фонарем, с выражением вскрикнул «меридианец».

– Поздно! – жестко ответил Рагнер и слегка тряхнул телом Рернота, забрасывая того себе на плечи повыше. – Другие двое, кто они?

– Прола Шорхог – дурак с детяства и безмолвнай, свиней держит, – неохотно заговорил «меридианец. – Он так-та славнай малай – всё брат ягайнай, Хис Шорхог, – тожа поганая дрянь – вота с Гафагом и сошлись.

– Третий кто? Который убил моего побратима. Хоть что-то вы знать о нем должны. Откуда он приезжал?

– Авродябы с Ларгосу. Вродя Фодд звался, да, пади, соврал. Тожа в кости дул, тока не шибкае, – так в забаву… Сперва его с Гафагом видавали, а посля – вся большае с Хисом. Вродя сижавал с ним Гафаг, таль в турьме, таль на каторге…

– Кто-нибудь из них недавно бороду имел? Хоть какую-то? С триаду того, например?

– Вродя нет, – удивленно переглянулись лесорубы. – Прола, ча свинав держат, бывал обрастал. Но ужа давное нет, не случалась у яга борода…

– Всё! Теперь оба молкните до города, – приказал им Рагнер.

________________

Скверные события в Нюёдлкосе не кончались. В харчевне Рагнер положил Рернота на дальний длинный стол, накрыл покойника своим плащом, и подошел к необычайно бледному Сиурту. Тот, опустив плечи, сидел у бочки-стола и безвольно держал на расставленных коленях ручищи. В харчевне было тепло и одиноко. Из полуподвала доносились слабые голоса, мужской и женский, оба тонкие, плачущие…

– Мертвай? – безучастно спросил Сиурт, кивая на стол.

– Да, погиб, – упал Рагнер возле него, на соседний табурет. – Убит в битве, как мужчина и воин. Славная смерть. Умереть достойно – это стоит того, чтобы жить… – перевел он дыхание, снимая перчатки, и увидел на правой руке следы крови. – А ты что? Заказал себе еще свининки, пока меня ждал? Я бы тоже поел…

Что-то мыча, Сиурт резко бросился из харчевни, едва не упав у порога из-за своего кафтана. Удивленный Рагнер пошел за ним и нашел здоровяка на улице, где тот освобождал желудок.

– Тока вааады глатнул, – измученно простонал тот, выпрямляясь и вытирая рот снегом. – Божанька мой! Какая жа мерзасть!

– Ты чего? Мертвецов давно не видал? Где тут мерзость?

– В дому я былся, где толстяк свиней держал. Божа, Божанька… – содрогнулся Сиурт. – Ойюшки!

– А ну приди в себя, воин херов! – прикрикнул на него Рагнер. – Отвечай, где этот свинюшник? Свинопас то есть? Почему не здесь?

– Я яга запёр в погребу, инача бы прибил. Они свиней людями кормили! Божа, да как така жа можнае, а?