Три цветка и две ели. Первый том

– До вечера, герцог Раннор, – сказал он, втягивая голову и снова начиная идти. – Мы будем всей семьей к часу Трезвения.

– Жду не дождусь… – пробурчал Рагнер.

Старик больше ничего ему не сказал. Рагнер вежливо придерживал дверь, пока тот выходил – Хильдебрант Хамтвир благодарно ему кивнул.

________________

В Малой Парадной зале было светло, ярко и просторно. Из мебели – лишь стол и несколько стульев, вместо громоздкого камина – две изящные изразцовые печки в углах. Высокие окна в полукруглых нишах показывали еловую аллею, Малый дворец и Восьмиугольный пруд. Белесость стен веселили багряные полотна с голубым водоворотом и золотым солнцем; пестрый потолок заполнили квадраты резного, золоченого и раскрашенного дерева. Красный ковер лежал на возвышении, а там, под сенью небесного цвета драпировок, укрылся дубовый, с позолотой трон; на его спинке голубел малый герб. На троне же сидел король Ортвин I Хитрый – моложавый, высокий мужчина с грубоватыми, резкими чертами лица. Несмотря на летнюю пору, его тело облекала багряная мантия, и ее широкий горностаевый воротник, обнимал пелериной царственную шею. Стрижку король предпочитал рыцарскую – короткую, цвет волос определить уж стало затруднительно из-за обильной седины, – грязно-серый, землистый оттенок.

Корона лодэтских правителей представляла собой широкое золотое кольцо с частыми, невысокими зубцами и двенадцатью бриллиантами разных цветов, – символизировала корона солнце и двенадцать месяцев. Эта золотая инсигния власти увенчивала ныне сжатое крутыми складками чело короля – он гневно хмурился, глядя на вошедшего в парадную залу Рагнера. Правый голубой глаз Ортвина I разил молниями, зато левый, травмированный, будто хитро прищуривался. Неуловимое сходство у дяди и племянника имелось, да вот в чем оно заключалось, никто точно сказать не мог. Впрочем, кисти рук у них были одинаковыми – угловатые, изрезанные протоками вен.

Рагнер низко поклонился, присев на одно колено, после чего опустился на поставленный для него стул. Кальсингог встал у трона короля. Все трое мужчин молчали. Первым заговорить должен был король, но он не спешил этого делать, а продолжал испепелять Рагнера взглядом.

– Господин Кальсингог, – наконец проговорил со сталью в голосе король Ортвин. – Оставьте нас. Сперва дела семейные.

Кальсингог поклонился и вышел. Король продолжал молчать.

– Ну что?! – не выдержал Рагнер, когда за канцлером закрылась дверь. – Давай, начинай орать, хватить уж пялиться!

– У меня было такое хорошее утро! – раздраженно ответил ему дядя. – Но как всегда! Рагнер, что ты за человек такой? Чего тебе всё неймется? Я, клянусь, издам ордер – и запрещу пускать тебя в Брослос!

– Сам с удовольствием уеду! Дядя, – мягче заговорил он, – просто не вмешивайся, прошу. Я тебе золото привез, всякие милости от Ивара и четверть своих трофеев честно отдал. Взамен прошу о такой мелочи: просто не вмешивайся – пошли ты к черту Хильдебранта!

– Рагнер, – встал король с трона и заходил по зале, – это тебе не потехи какие-то! Ты мирный договор порушить удумал! Считаешь, я хочу родства с Хильдебрантом? Или мать моя? Или я хотел жениться на Бешеной Мальде? Мне пятнадцати не было, а ей уж тридцать! Я ее боялся, как огня! А ты что? Столь милая девочка тебе досталась! Кроткая, юная, ткет себе – и пусть бы ткала! Мешает?! Но ты сбегаешь из-за свадебного стола – это раз! Приводишь на глазах супруги в дом другую жену – это два! И три – это мирный договор рвешь?! Нет, нет и нет! Как ты, вообще, сдружился с принцем Баро?!

– Захватил его в плен… Да, тут еще, – достал Рагнер сложенный конвертом пергамент. – Он мне родным братом по крови стал, а я его сватом.

Король взял конверт, подозрительно разглядывая сургучную печать, сломал ее, сел на трон и молча стал читать. После задумался и спросил:

– И как ты Алайду представил для принца Баро?

– Как до́лжно. Что высока душой, чиста, прекрасна, пример благой для прочих дев… И кто взойдет на ложе с ней, наисчастливым будет из людей.

– Ну да, ну да… – одобрительно покивал король. – Не перестарался?

– Нет, – с хитрыми глазами помотал головой Рагнер.

Где-то с минуту король раздумывал – молчал, подпирая кулаком щеку.

– Если ты даешь добро, то Алайде это еще передай, – достал Рагнер из кошелька маленький, но богато вышитый красный мешочек.

Внутри оказалась жемчужная капля, чуть поменьше голубиного яйца, украшенная четырьмя рубинами. Король взял подвеску, поднес ее к лицу и угрюмо на нее уставился.

– Дорогая? – негромко поинтересовался Рагнер.

– Дорогая, – сердито ответил король Ортвин, убрал подвеску в мешочек, а его вложил в согнутое письмо. После чего опять заходил по зале.

– Так, давай теперь о других делах, – сказал он, кладя письмо на стол и беря грамоты, что принес Рагнер. – Что за самоуправство?! – звонко потряс он ими. – Везде только твое имя! А ты – никто! Ни король, ни канцлер! Грамоты – пустая бумага!

– Может, грамоты и бумага, но мое имя нет! – резко ответил Рагнер. – Я – Лодэтский Дьявол! И не свинцовые висюльки эту грамоты заверяют, а страх! Их передо мной!