Три цветка и две ели. Второй том

– Рунтер, – сказал ему Рагнер, – бери Румольта и Юнна, да давайте в Рюдгксгафхон к озеру Ульол. Мона Фрабвик любит там гулять – и вы до темноты погуляете, но сдайте нам ружья и снимите шарфы. А мы, – посмотрел он на Сиурта, – прогуляемся по Ордрхону. Заглянем в лавки со сластями… и к пекарям тоже. Узнавайте и там про мону Фрабвик. Хоть кто-то же должен что-то знать, раз она там часто бывала.

Трое всадников поскакали дальше по набережной, к воротам из Солнечного города, Рагнер и девять других охранителей свернули на широкий Западный Луч. По правую руку тянулся университет Рунгорц: красивый длинный дом, состоявший из храма и восьми дворцов, по числу доступных каждому свободному человеку наук – таких как Грамота и Риторика, Логика и Боговедение, История и Музыка (наука о гармонии), Геометрия и География. Мужчина мог поступить в университет, начиная с возраста Послушания плюс одна восьмида, и так, чтобы окончить университет до возраста Откровения. Сперва юные школяры за два года проходили восемь свободных наук и удостаивались звания мастера искусств, далее, чтобы приобрести лицензию (то же самое, что и диплом) постигали иные точные и неточные науки. Многие в этом «далее» не нуждались вовсе – получив интересующие их знания, например, уразумев геометрические формулы, прерывали свое образование и работали как ремесленники зодчими. В основном университеты предоставляли путь законника, магистра знаний или астролога. Те, кто выбирали духовный путь, продолжали обучение в семинариях, где штудировали Астрологию. А в университетах астрологов лишь поверхностно знакомили со звездным порядком. Школяр Вьён Аттсог как-то увидел в голубом, дневном небе луну и не смог найти этому научного объяснения. Важный санделианский магистр тоже. Проще говоря, над Вьёном все тогда от души посмеялись…

Рагнер, глядя на Рунгорц, только подумал, что надо бы познакомиться с братом Рернота и понять, какой он, как его отвлек Сиурт.

– Звиняйте, Ваш Светлость, – позвал он. – А вы ужа разведенай?

– А чего еще я так весел? Моя оса опять радостно жужжит в небе и грозит своим жалом!

– Кака аще оса? – недоуменно почесал затылок Сиурт.

– Я – эта оса, – устало ответил Рагнер. – Не мучай голову, заболит еще с непривычки.

– Жало есть тока у осав-девачак, – задумчиво проговорил здоровяк.

– Да? – удивился Рагнер. – Ну это у меня… Аллегория! Иносказание такое есть… В аллегориях, Сиурт, я могу быть, кем хочу, – на то их и придумали. Не дамой, конечно, я хочу быть, а грозной осой… То есть всё равно я оса с острым жалом! А откуда ты, лучше скажи, знаешь так много про ос?

– Я многога чаго знааю… – заявил тот, скромно потупив глаза и поглаживая гриву своей лошади.

Рагнер усмехнулся и, поднимая брови, чуть помотал головой.

– Слушай, белый лебедь, – понизил он голос. – Как ты сегодня слетал к баронессе Нолаонт? Что скажешь, она… страдает или нет? Улыбается всё?

На этих словах Сиурт заулыбался сам.

– Я ее не видавал, но… Ваш Светлость, ежаля вы жанитесь на ей, я выиграю пять сотян сербрав. Ента – дяньжищи! И Эорик аще вашанскай наместник… Можная ли брату наместника с пятию сотняю сербрав об свадьбе теперя мячтать с Миранаю Вохнесог?

Рагнер тяжело вздохнул.

– Ох, Сиурт, как по мне, уж лучше ты, чем Эгонн-козлогон. Давай найдем Мирану, а там ухаживай… но не обабахаживай, – хмурился Рагнер, однако его глаза повеселели. – Будете оба под моим надзором в Ларгосе!

Сиурт обрадовался, порозовел и опять стал играться с гривой лошади. А Рагнер продолжал весело хмуриться.

– Так, Сиурт, а ты ведь сдал и себя, и друзей! Какого хера вы тут на меня ставите? И… на что там ставите?

– На енту гаспажу Тиодо все ставят… Ваааш Светлость, – умоляюще протянул Сиурт, – не жанитесь на ей. Она… чудная. И врет.

– В чем же она врет? – по-настоящему нахмурился Рагнер.

– Ча лодэтскага не знаат. Она знаат. Помятати дню, када вы к господину Аттсогу адни ехали? Упали аще тама где-то на льде? Мы их совстречали по пути. Госпожу Тиодо и аёйного брату. Я думал, ча они тожа к господину Аттсогу и сказал им, ча вы тама щас. По-нашенскому сказжал. И она поняла – задумалась, хоть ничага не скажала.

– Так Адреами был с ней тогда на дороге?

Сиурт кивнул, а Рагнер замолчал.

«Выходит, – размышлял он. – Лилия ждала меня на Пустоши и отослала Адреами… Соблазнила меня? Но я же сам набросился на нее, как голодный. Ладно… что уж… Она скоро всё равно уедет. А лодэтский она, конечно, как-то понимает. Если уж Шотно нахватался за столь малый срок…»

Запах сдобы разносился по всему Ордрхону. Найти нужного пирожника оказалось вовсе не простым делом, как Рагнер сперва думал. Более того, вдоль нарядных улиц слонялись лоточники, предлагая хлеба и иную выпечку. Другие торговцы возили ящики на колесах – в них, на углях, грелись пироги. И, будто издеваясь над Рагнером, к нему несмело приблизилась женщина, подарила ему, «славному герою», песочное пирожное и сказала, что сама их печет, но продает лишь добрым знакомым. Мону Фрабвик она не знала.