Ему удалось подружиться с Джованни Фиглиацци, послом Тосканы в Испании. Также он находился в хороших отношениях с правительством Тосканы. Будучи осведомленным о своих исключительных возможностях, он одолжил сотню крон — что дает нам представление об ограничениях Уолсингема — и отправил в Испанию некоего фламандца. Для прикрытия своей интриги Стенден предпочел использовать имя Помпео Пеллигрини; и теперь англичанам служило поразительное чужеземное и таинственное сочетание — от Фиглиацци или фламандца до Пеллигрини и искусного елизаветинского Мавра. Фламандец был, по-видимому, бесценным агентом, чей брат служил у маркиза Санта-Крус, великого адмирала испанского флота. Факты, утаивавшиеся от любезного Фиглиацци, фламандский шпион получал из первых рук. Связь была опасной, запутанной и медленной; и все же случилось так, что в марте 1587 года сэру Фрэнсису удалось вручить своей государыне подлинную копию донесений адмирала Санта-Крус своему монарху, в которых содержались самые подробные сведения об Армаде, ее кораблях, вооружении, войсках и припасах.
Это была безупречная разведка; вряд ли можно было действовать лучше. По предложению Стендена, Уолсингем начал переписку с Фиглиацци, когда сей посланник вернулся из Мадрида во Флоренцию. Тосканец искал расположения королевы Елизаветы, и дружеская и полезная переписка, по-видимому, продолжалась. Во многом руководимое Уолсингемом, английское правительство предприняло хитроумную попытку задержать отплытие Армады, о точном состоянии наступательной готовности которой Лондон был так точно информирован. Генуэзских банкиров вынудили отказать Филиппу II в ссудах, так что в дополнение к знаниям, которые являются силой, сила, определяемая золотыми дукатами, подверглась деликатным манипуляциям английской секретной службы. В июне 1587 года Стенден с убеждением объявил, что в этом году испанцы не предпримут масштабного морского наступления на Англию, что является самым точным историческим наблюдением, какое когда-либо делал шпион. Очевидно, этот доклад Уолсингем передал барону Берли с замечанием: «По прилагаемому из Флоренции письму ваша светлость может заметить, что некоторые иностранные приготовления задерживаются». В постскриптуме великий начальник секретной службы добавил: «Я смиренно молю вашу светлость, дабы вы оставили письмо Помпея при себе. Я возненавидел бы сам себя, если бы из-за моей небрежности этому джентльмену был причинен какой-либо вред».
Секретные послания, тайно доставленные Марии Стюарт в бочонках с пивом — последнее изобретение ее последователей-заговорщиков, — были перехвачены. Уолсингем мог за один присест прочитать зашифрованную переписку сторонников Марии. Плененную королеву пригласили поохотиться на оленя в соседнем парке поместья сэра Уильяма Астона, и она с благодарностью приняла это приглашение. Во время отсутствия Марии люди Уолсингема арестовали ее секретарей и перерыли все ее бумаги, обнаружив то послание, которое послужило причиной отправки соперницы Елизаветы на плаху.
В молодости Фрэнсису Уолсингему было позволено пять лет путешествовать по Европе для обучения. Он набирался знаний в Италии, постигая у итальянцев технику контринтриги. Он служил английским послом в Париже во время Варфоломеевской резни и защитил многих английских протестантов от смертельной опасности. Его гостем в тот кровавый день был молодой Филип Сидни, ставший впоследствии его зятем. После нелегкой посольской службы в Париже он вернулся в Англию, чтобы стать надежным государственным секретарем. Обладая нужным характером и необходимым опытом, он пользовался мощной поддержкой со стороны Лестера. Писали, что Уолсингем стоял за Лестером, а за ним самим стоял воинствующий пуританизм. Он являлся лидером пуританской партии, а также фанатичным защитником королевы, притупляющим любое оружие ее римско-католических врагов. Весьма показательно, что государственным секретарем, чье виртуозное руководство английской секретной службой могло считаться соперничающим или даже превосходящим талант сэра Фрэнсиса Уолсингема, был пуританский союзник Оливера Кромвеля, Джон Турлоу.
Елизаветинская секретная служба
Судя по секретным донесениям разведки и переписке иностранных послов, въезжавших и выезжавших из Англии во второй половине XVI века, не существовало более волнующей загадки, чем девственность королевы. Елизавета кокетничала и проявляла дипломатическую нерешительность с Иваном Грозным и другими гораздо менее жестокими властителями, которые добивались ее руки. Но ни надежды этих далеких ухажеров, ни репутация королевы не пострадали от слежки вражеских глаз.