А может и не его милая Оливия так трудится связками - ибо в их коротенькой цепочке людей, выстроившихся плечом к плечу, слава всем богам, недалеко от колёсного транспорта и волнующихся от шума лошадей, было кому драть глотки - тем же амазонкам (Листочек как-то выпустил из виду тот момент, что и его девушка относится к когорте воительниц), дородной поварихе и иным представительницам слабого пола. Даже чопорная графиня и пожилой кардинал притоптывали от нетерпения на месте...
Сзади он ощутил движение, напрягся, резко разворачиваясь и чуть смещаясь в сторону, но тут же выдохнул с облегчением. Это была Руфия, которая стоя на колесе, нетерпеливо тянула руку. Он одним движением втянул её на крышу, и хотел сказать что-то насчёт осторожности, но тут же прикусил язык, ибо девчонка, проигнорировав его вежливое обращение, приблизилась к закругляющемуся краю и, прикусив губу, напряжённо посмотрела в сторону переговаривающихся сторон, да так и застыла.
Ан нет, переговоры накрылись тяжёлой драконьей частью тела, соответствующей случаю, и сейчас там происходила круговерть схватки. За жизнь симпатичной принцессы он не дал бы много: худенькая и проворная, но в своей лёгкой защите и с несомненно острой, но не идущей ни в какое сравнение с двуручником саблей, против профессионального и, несмотря на массу, подвижного и опытного военного, она не могла долго продержаться. Впрочем, время было на её стороне.
Эльф недовольно покачал головой, снял с плеча лук, наложил стрелу, прицелился. В принципе, он мог поразить противника принцессы, но... Это поединок, и он не имеет права вмешиваться. Как это не делают стоящие недалеко два арбалетчика и маркиз, нервничающий за границей круга поединка. Он опустил лук и наткнулся на буквально чёрный взгляд младшей принцессы. И поёжился.
- Это танец двоих, - пожал он плечами, как бы оправдываясь. - Только боги имеют право вмешиваться в него.
- Единый всё видит, - глухо произнесла девочка и отвернулась. Он вновь сосредоточился на поединке, когда услышал едва-едва произнесённое, что шептали губы Руфии: - Неужели Единый не может отвернуться на удар сердца и дать возможность заглянуть сюда Ариною... Чтобы свершилась справедливость...
Листочек конечно же понял, что желала сестра бьющейся за свою жизнь девушки, но промолчал. И всё равно ничего не предпринял. И вообще сделал вид, что ничего не услышал. Вмешиваться в судьбу нельзя. Вернее, пытаться то можно, но не столь грубо. Если человеческий Единый сейчас не дрыхнет, то он обязательно сделает всё, как надо. Ибо чересчур уж много несправедливости уже произошло, а в мире всё должно быть сбалансировано: добро - зло, жизнь - смерть, несчастье - удача. Иначе придёт конец этому миру, и в этом случае не выиграет никто: ни одна эфирная и не эфирная сущность.
Действие на пятачке наконец-то захватило его. Конечно же, он переживал за наследницу трона - если не брать во внимание бзиков касательно положения мужчин в обществе и негативного отношения к наёмникам, она была - по его ощущениям - весьма неплохим человеком, пусть и совсем юным даже по меркам людей... к тому же красива - а это серьёзный аргумент в её пользу. Её же соперник, мало того что не вызывал никакой симпатии чисто внешне, так ещё ввязался в бой с молодой девушкой, которую нужно цветами и стихами одаривать, а не гонять железной и острой палкой, намереваясь испортить красоту. Заодно Листочек проникся трагизмом ситуации. Принцесса не могла и не успевала адекватно защититься, и происходящее легко сошло бы за картину "Избиение младенцев", если бы имели место действительно серьёзные попадания, а так, кто сильнее напрягся в ходе той суеты и увёрток он бы не решился ответить.
Наступила неустойчивая пауза: мужчина таки зацепил девушку... Но не добил. И теперь они замерли, вроде как обмениваясь фразами - на таком расстоянии, да ещё за шумовой завесой из зрителей эльф ничего не слышал. Но напряжение, словно стягивающаяся пружина, явственно им ощущалось, и он настороженно снова встал поудобней в стрелковую позицию, поправил колчан за спиной и поднял лук, не натягивая тетиву.
Руфия вопросительно глянула на него, но промолчала, и спустя пару ударов сердца, чуть посверлив его профиль, отвернулась. От напряжения её колотила крупная дрожь, и она чуть зубами не клацала. Потом обняла себя руками со сжатыми в кулачки побелевшими пальцами за плечи и, приняв такую защитную позу, замерла.