Три великих жизни [сборник 1968]

В то же время Линнеус понимает, что ему необходимо самому больше и больше узнавать растения в природе, самому накопить бесценное сокровище — знание фактов. Тогда он сумеет отличить в книгах правду от небылиц, соберет эту правду по крупицам, рассеянным в толстых фолиантах. Соберет воедино золотые зерна, отсеяв негодные.

Весь ученый мир увидит его жатву и прославит жнеца, потому что всем необходима правда о растениях, нужен порядок в растительном царстве.

Разве не прав Андрей Цезальпин, который говорит: «В этом громадном множестве растений недостает того, в чем более всего нуждается всякая другая беспорядочная толпа; если это множество не будет разделено на отряды подобно армии, то все в нем будет в беспорядке и волнении». В который раз твердит эти слова Линнеус своему другу Артеди.

«…все в нем будет в беспорядке и волнении», — думает Линнеус, оглядывая богатые сборы растений, которые делали его студенты и он сам.

«И это действительно бывает теперь при изучении растений, потому что ум обременяется беспорядочным накоплением предметов, и вследствие этого происходят бесконечные ошибки и ожесточенные споры», — писал Андрей Цезальпин.

— Ум ученого обременен беспорядочной грудой фактов, не правда ли? — обращается Линнеус к Артеди. — Ученого! А что дойдет из такой кучи фактов до простых смертных? Как же им разобраться, если эта путаница в названиях идет от самих специалистов. Послушайте, Артеди, я думаю, что у растений пока названия не установлены, во всяком случае, для всех их. Разве это название: «Роза лесная, обыкновенная, с цветком душистым, розовым»? Ведь это описание растения, а не его имя.

— Верно. И в зоологии такая же история. В название животного включают его описание, да еще сбивчивое и путаное, — согласился Артеди. — Нам надо получше рассмотреть, что имеется по всем этим вопросам в литературе.

Линнеус вдруг громко засмеялся:

— А знаете, есть названия и в десять — двадцать слов! Нет, нужны короткие, ясные имена.

— Да, да. Тогда и будет порядок в фактах.

— Но прежде чем приступить к наведению этого порядка, надо овладеть всем научным наследством, изучить все, что сделано до нас. — Линнеус задумчиво смотрел куда-то вдаль, будто вглядываясь во что-то. — И побольше заниматься наблюдениями в природе.

— Иначе мы будем открывать открытое и тратить драгоценное время, так ведь? — размышлял вслух Артеди. — А жизнь человека коротка, и надо использовать каждый день для науки, — продолжал он, не подозревая, как скоро случай оборвет его жизнь…

Побывайте в Лапландии

— Хорошо бы поехать куда-нибудь в чужие края, — говорит Линнеус. Глаза его вспыхивают, и он весь загорается при этих словах.

Артеди всегда спокойнее в словах, поступках и мечтах. Но и он жаждет путешествия:

— Побродить по музеям, книгохранилищам, завязать знакомства со светилами науки.

— Леса, луга дальних стран… Самому посмотреть, собрать гербарий, минералы.

У Петра Артеди на пути к науке также вставал злой демон-искуситель: и перед ним, как перед Линнеусом в свое время, стояла возможность сытой жизненной карьеры. Он приехал в Упсалу изучать богословие, хотя не любил его, не интересовался им, а потому легко отказался от него ради того, что составило для него предмет глубокого и чистого увлечения, — естественных наук.

Беда в том, что у обоих друзей много душевного жара и нет денег.

И все-таки думали, говорили, спорили, мечтали вдвоем и в одиночку. Молодость! Кто поставит предел ее мечтам и свершениям! И оба верили в будущее — свое и науки, сливая в мыслях то и другое. Ожидания одного были понятны другому, и эта разделенность надежды укрепляла каждого из них.

Но перед обоими друзьями всегда стоит один страшный призрак: где добыть хоть небольшую монету на пропитание. Как тут думать и говорить о путешествиях.

Поэтому Линнеус с большим интересом слушал Рудбека, когда тот рассказывал о своих путешествиях.

— Лапландия — замечательный край и совершенно неизвестный. Я был там в молодости. Обстоятельства не позволили мне еще раз попасть туда, а теперь я стар и слабею с каждым годом. Для вас же такое путешествие было бы сущим кладом, который, конечно, надо завоевать: страна дикая, путешествие опасное, трудное.

«Трудности не страшат, вся моя жизнь до сих пор состоит только из них. А вот где деньги взять?» — Линнеуса беспокоила только эта мысль.

В конце 1731 года, незадолго до зимних каникул, Рудбек пригласил к себе Линнеуса для беседы.

— Послушайте, мой молодой друг, если вас серьезно занимает мысль о путешествии, то в самом деле начните с Лапландии.

— Но, господин профессор, у меня нет…