Три весёлых зайца

— Но я всё равно буду. Честное слово, — сказал Рваный Бок и добавил: — Заходи ко мне. Всегда рад тебя видеть.

— Зайду, — пообещался Пушок и дня через три навестил друга.

Спал Рваный Бок. Всю ночь он лягушек на озере слушал, только уснул у себя под ёлочкой, а Пушок — толк-толк его под бок.

— Вставай. Разве можно сейчас спать? Ты погляди, что в полях делается. Сев идёт. Тракторы на всю степь песни распевают. Идём глядеть.

Полдня бегали зайцы по полям, глядели, как колхозники хлеб сеют. После обеда в село свернули. Спрятались за огородом бабушки Степаниды. Припали к плетню, смотрят, как бабушка морковь сажает.

День был солнечный. Петухи пели. Празднично, заливисто:

— Кири-ку-ку!

Только Рваному Боку не до петухов было. Просквозило его ночью на озере, чих напал. Закрылся Рваный Бок лапками, сморщился и — апчхи! — на весь огород. Да громко так, с высвистом.

Дрогнула бабушка Степанида. Посмотрела из-под ладони вокруг. Нет никого. Только за плетнём будто шепчется кто-то. И будто глядят на неё сквозь плетень четыре жёлтых глаза и не моргают.

Зашевелились у бабушки Степаниды седые волосы на голове. А два глаза за плетнём зажмурились и — апчхи! — чихнули на весь огород. Даже полынок прошлогодний закачался.

— Матушка-владычица! Черти!

Выронила бабушка Степанида мешочек с морковными семенами и затрусила по тропинке к дому:

— Николка!.. Николка!..

А Пушок перемахнул через плетень, схватил мешочек — ив рощу. Сели зайцы на крылечке домика Пушка, заглядывают в мешочек. Семена лапками помешивают.

— Сколько! — хлопает ушами Рваный Бок. — Вот если из каждого семечка морковку вырастить. Года на три есть хватит.

И предложил другу:

— Давай, Пушок, посеем эти семена. Будем всё лето со свежей морковкой. И на зиму запасём.

Обнял Пушок друга. Прижал к груди. По спине хлопает.

— Ну и голова у тебя! Что придумал! Я уж хотел выкинуть их. Думаю: зачем они нам? А ведь это же здорово — огород свой заиметь. Не надо будет по чужим лазить.

Разрыхлили зайцы землю в палисаднике. Посадили морковку. А пока сажали, кончился день. Звёзды на небо высыпали. Ночь началась. На озере лягушки заквакали. Но не пошёл Рваный Бок в эту ночь их песни слушать. Уселся в палисаднике и стал ждать: вот сейчас семена прорастут, распустится ботва, и появятся в земле красные морковки.

Однако уж и за полночь перевалило. Туман по роще пошёл. Тени редеть начали, а морковки всё нет и нет.

Встревожился Рваный Бок. Вбежал в дом, растолкал Пушка на печке.

— Вставай. Нет морковки.

— Как нет? Почему нет? — вскочил Пушок.

А Рваный Бок отвернулся даже:

— Не взошла. Семена порченые, наверное, попались.

— Не взошла? — захохотал Пушок. — Чудак! За ней ещё ухаживать надо. К осени морковка будет.

— К осени? — У Рваного Бока сузились глаза и открылся рот. — И-и, я думал, сейчас, сразу. Только ночь зря потерял.

— Сразу. Какой ты быстрый! Потопаешь, пока морковку вырастишь.

— Нет уж, пусть другие топают. Не для того жизнь дана, чтобы на огороде торчать. Я как-нибудь и без морковки обойдусь, — сказал Рваный Бок и решительно пошагал к себе под ёлочку.

С этого дня Рваный Бок и Пушок редко видеться стали. Пушок, тот всё у домика своего вертится, за морковкой ухаживает. А Рваный Бок днём спит, а ночами до зари на озере пропадает, лягушек слушает.

НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

Пристрастился Рваный Бок лягушек по ночам на озере слушать. Придёт по вечерним сумеркам, сядет на бережке, ждёт. Вот из-за полей луна выкатывается. Жёлтая. Большая. Ветерок дуть начинает. И слышит Рваный Бок: где-то совсем рядом, под корягой, лягушка потягивается, подружку зовёт:

— Ку-ма? Ку-ма?

И тут же с противоположного берега отзываются на её крик:

— Штво ты? Штво ты?

— Ox… Ox…

— Плы-ву, плы-ву…

Шлёпанье. Плеск. Тихо.

Черев минуту слева начинают шептаться:

— У-ор. У-ор.

— Я — твой. Я — твой.

— Н-не надо. Н-не надо.

— Ир — ра, Ир-ра.

И тут же из-под коряги высовываются две ехидные лягушачьи мордочки и шлёпают губами:

— Шлы-шишь? Шлы-шишь?

— Вот-квак! Вот-квак!

И опять прячутся. И с середины озера доносится весёлое:

— Кр-ра-сиво! Кр-ра-сиво!

— Красиво, — шепчет Рваный Бок и поводит ушами.

А озеро уже поёт сотней голосов. И один другого краше. И не уходил бы Рваный Бок домой, так бы и слушал.

Но небо с каждой минутой бледнеет. Заря загорается. Расходятся лягушки. Прощаются:

— По-ква. По-ква.

— Квак же твак? Квак же твак?

— Вот твак. Вот твак.

— О — ойр, о-ойр.

И всё стихает.

Но Рваный Бок ещё долго не уходит, слушает — не запоёт ли ещё кто. Лягушки молчат. И заяц нехотя бредёт под ёлочку, а с наступлением вечера опять сидит у воды и слушает.

И вот один раз приходит Рваный Бок к озеру и видит: сидит на его месте заяц с длинными-длинными ушами. И усы у него подрагивают.

— Ты ч-чего здесь делаешь? — шагнул к нему Рваный Бок.

А заяц с длинными ушами попятился, попятился. И отвечает:

— А-лягушек слушаю.

Видит Рваный Бок — боится его длинноухий. Как затопает ногами:

— Как ты смел моих лягушек слушать?