Три возраста Окини-сан

Была осень 1920 года; бронепоезд «Атаман Семенов» реверсировал на перегоне от Булака до пограничного разъезда № 86, затравленный враждебностью населения. Конец был близок! Владимир Васильевич боялся думать плохое. Ему было очень страшно, но все-таки, поборов страх, он выехал на станцию Маньчжурия, за которой рельсы КВЖД стелились уже по чужой земле…

На самой границе двух миров, старого и нового, скрипела виселица. Удушенные в петлях, тихо покачивались шесть человек: пожилой рабочий с депо с бутылкой в кармане, генерал царской армии с расстегнутой ради срама ширинкой, матрос с выколотыми глазами, женщина в неприлично разодранной юбке, юный телеграфист с бланком телеграммы во рту и… он! Честный русский человек и офицер Атрыганьев…

Стоя перед виселицей, Коковцев решил вернуться в Петербург.

Страшный взрыв вывел его из оцепенения. Это бронепоезд «Атаман Семенов», покидая Даурию, взорвал за собой железнодорожные пути. После этого оставалось одно: вдоль линии КВЖД ехать во Владивосток. Коковцев так и сделал.

А мог бы и не делать?!

* * *

За взорванными путями через конечный разъезд № 86 уже вваливалась в Китай полностью разгромленная, оборванная и грязная армия из остатков колчаковщины и семеновщины. Здесь они с матюгами бросали оружие под ноги китайских солдат, а некоторые рассовывали гранаты и револьверы в свои лохмотья…

Кажется, все? Нет, не все. Эта мерзкая орава вояк катила далее – туда же, куда влекло сейчас и Коковцева: в Приморье! Всю ночь захарканные и расшатанные вагоны КВЖД тряслись от очумелого топота безоружных, но страшных в пьянстве людей, вместе с родиной и семьями потерявших человеческий облик.

В тамбуре безмятежно покуривал генерал Бангерский.

– Можно поговорить с вами откровенно, генерал?

– Попробуйте, – отвечал он Коковцеву.

– Неужели еще не конец, и на что вы рассчитываете?

– Видите ли, – ответил Бангерский, давая адмиралу прикурить от австрийской зажигалки, – японцы ушли из Сибири, но покидать Приморье они не собираются. Если большевики умудрились создать свой «буфер» ДВР, то почему бы нам, с помощью Токио, не создать в Приморье свой «буфер»? Затем и едем…

Только сейчас Коковцев сообразил, что сел не в свои сани!

Спасибо, что китайцы хоть отворили двери уборных…

Лишь в январе, в самые-то холода, добрались до полосы отчуждения. Здесь пора бы и рассыпаться в разные стороны, как ненужному хламу, единожды собранному в одну общую кучу ради уничтожения. Но каппелевский сброд, построившись, перешел в Никольск и Раздольное; семеновцы нахрапом овладели поселком Гродеково.

Коковцев своими ногами в «танках» пешком добрел до Владивостока, увиденного им еще на заре жизни, и сумбурный город встретил его леденящим ветром весны 1921 года. Контр-адмирал приютился в общежитии бездомных офицеров, которых во Владивостоке было как собак нерезаных, а кормился очень скудно, по долговой книжке в столовой Морского собрания, где гадко готовили, зато был великолепный соус всяческих слухов… Коковцев был удивлен, когда в Морском собрании к его столу подошел человек в офицерском френче и в высоких солдатских сапогах: это был премьер ДВР – товарищ Никифоров.

– Здравствуйте, господин адмирал , – сказал он.

– Здравствуйте, господин премьер … или товарищ?

– Сейчас это нам безразлично. – После такого вступления Никифоров спросил прямо: – Вы до самого конца были у Колчака?

– Но не в армии, а при его омском штабе, до Иркутска я отступал в обозах генерала Каппеля… Если вы думаете, что я загонял раскаленные иголки под ногти ваших правоверных коммунистов, то вы глубоко ошибаетесь…

– Петр Михайлович, – назвался премьер ДВР.

– Очень польщен. Владимир Васильевич.

– Бывает и так, Владимир Васильевич, что иголки тоже прощаем, если человек чистосердечно раскаялся.

– Уверяю, мне раскаиваться не в чем.

– Тем лучше, что ваша гражданская совесть осталась чиста. Мы бы хотели видеть вас в составе нашего правительства.

– Неужели в… Москве?

– Нет, в Чите.

– А в качестве кого же, простите за вопрос?

– Народная власть ДВР могла бы доверить вам управление морскими делами. Вы же сами видите, что от Сибирской флотилии остались рожки да ножки… Позволите присесть рядом?

– Пожалуйста. Ради Бога. Может, выпьем?

– Благодарю. Так вот. Эти рожки да ножки сейчас обгладывает не совсем политически развитый адмирал Старк.

– Вы полагаете, что я развит более Старка?

– Не полагаю. Но зато полагаюсь на болыпую честность. Вы, надеюсь, не станете требовать четырнадцати тысяч иен для покупки в Японии разноцветных шелков для украшения флагами того флота, которого в природе более не существует.

– Не существует. Но к чему так жестоко шутить?

– Какие же тут шутки, если ДВР, не отвергая института частной собственности, согласна работать в контакте даже с капиталистами. Я не так давно виделся с товарищем Лениным в Москве, и, провожая меня в Сибирь, он сказал буквально следующее: «Вот вы и докажите всему миру, что коммунисты могут организовать буржуазную республику и управлять ею». Кстати, ваша семья здесь, во Владивостоке?

– Нет, в Петербурге, вернее в Петрограде.