Три возраста Окини-сан

С шести часов утра на ногах, Макаров неистово трудился в поте лица, принимая доклады, выслушивая дураков и умников, выезжая в порт, посещал корабли, все замечая, все перетрогав, оправдывая неудобную для него славу «беспокойного адмирала». В пять часов он возвращался домой и сорок пять минут спал как убитый. Пообедав в кругу семьи, запирался в кабинете с библиотекой, куда имел доступ только его вестовой. Макаров писал острыми, как штыки, карандашами, отбрасывая затупленные в сторону. Тихим голосом называл он Хренкову книги, которые надо подать, номера папок, которые следовало открыть. В восемь часов опять был свободен для службы, вызывал начальников, драил их, распекал, вставлял им «фитили» и подпаливал их снизу, требуя служебного рвения. К десяти вечера отправлялся в Морское собрание, где слушал лекции или сам читал их. Вернувшись домой, Степан Осипович писал новое или редактировал ранее написанное. В половине двенадцатого ночи, прихлебывая чай из стакана, диктовал машинистке письма друзьям, а гостиная уже наполнялась близкими ему людьми… Макаров разбудил дремавшего в кресле Коковцева.

– Вот как вас разморило! Разве не проголодались?

За столом адмирала – мужская компания, ни одной женщины, а прислуживали матросы. Со вкусом выпивалась анисовка, двигались бороды и усы моряков, заку-сывающих редькой и грибками… Ровно в час ночи адмирал поднимался:

– Господа, завтра у нас новый служебный день!

Служить с Макаровым было очень утомительно, но зато интересно. Незаметно прошло жаркое лето. На Амуре творилось что-то ужасное! Вырезав наши погран-посты, войска Цыси форсировали Амур. В речных станицах остались дети и старики – все мужчины и женщины взялись за оружие. Пассажирские пароходы, наспех закрывшись листами котельного железа, превратились в самодельные канонерки. Китайцы навек запомнили имя одной из них – «Селенга": вся как решето, в команде убитые и раненые, но она огнем своих пушек гнала с русского берега непрошеных гостей. Доблестная „Селенга“ и положила начало славной Амурской флотилии… Из этого нападения следовало делать скорые и решительные выводы! Коковцев нашел время изучить материалы, английские и австрийские, опубликовав статью о развитии канонерской мощи Амура. За основу амурской канонерки он взял канонерки, плававшие у англичан по Нилу, у австрийцев по Дунаю…

– Это интересно, – похвалил его работу Макаров. – Пошлите-ка статью в Сормово… там народ очень сообразительный.

В кабинете Макарова висел плакат: «ПОМНИ ВОЙНУ!»

* * *

Коковцев больше не появлялся в доме Эйлеров с женою: «Опять раскритикует – не так едят и пьют, не так одеваются». Леня, человек тактичный, все понял и потому не стал допытываться – где же, мол, Ольга? Втроем было хорошо. Но кавторанг иногда пугался мысли, что Ивона нравится ему больше, чем надо бы…

Однажды (это случилось в начале лета) Коковцев в пустой квартире застал печально-одинокую Ивону:

– Гомэн кудасай! А где наш трюмач?

– На испытаниях нового крейсера – в Ревеле. Коковцев смотрел на Ивону. Ивона смотрела на него. – Жаль, что у меня нет сейчас под рукой миноносца.

– А зачем он нужен? – спросила женщина.

Коковцев показал ключи от квартиры в Гельсинг форсе:

– До счастья шесть часов приличного хода…

Ивона попросила его не терять головы. Коковцев, смутившись, предложил ей прогулку на острова, и, судя по тому, с каким удовольствием женщина засуетилась, догадался, что она рада приглашению. Фиолетовый муслин облегал ее фигуру, из-под широкой шляпы блеснули озорные глаза:

– У меня условие – чтобы Леон ничего не знал!

Коковцев условие принял, но вскользь заметил:

– Однако мы с тобой далеко не дети, чтобы нам бояться грозных родителей… Ты готова?

Величавым жестом, словно завершая свое торжество, Ивона до локтей натянула длинные перчатки и щелкнула кнопками.

– Так? – спросила она, повернувшись перед ним.

– Так, – ответил Коковцев, оглядев ее…

В этот вечер они катались по Стрелке. Подле Ивоны кавторанг ощутил себя молодо, будто вернулся в беззаботную мичманскую эпоху. Он спросил, где бы она хотела поужинать? Ивона удивила его, назвав скромный ресторан Балашова в Летнем саду, который обычно посещался чиновниками среднего делового пошиба.

– Водить такую женщину, как ты, под зонтики к Балашову – это все равно что бриллиант оправлять в деревяшку.

– А мы с Леоном ели там вкусное мороженое.

– Вы… простаки! – засмеялся Коковцев.

У Кюба (бывший ресторан Бореля) играл румынский оркестр, а знаменитый скрипач Долеско на цыпочках, будто вор, подкрадывался к дамам, и в сердце каждой оставлял своей музыкой глубокую рану. Коковцев догадался, что в Париже, наверное, Ивона ограничивала себя уличными кафе. Она кому-то вдруг кивнула в зале и покраснела, шепнув:

– Вот и все! Меня узнали. Там сидит коллега Леона с Балтийского завода, он бывал у нас дома.

– Успокойся! Никто не станет звать полицию для составления протокола о твоих похождениях…