Три времени ночи

А сердце Лорана оледенело. Члены одеревенели, несмотря на муки. Страдание не проникало в него глубоко, не затронуло суровых глубин его души. Однако он почти надеялся. Но перед людьми, которые с таким старанием мучили его, он не испытывал ни боязни, ни раскаяния, ни ужаса. Он даже самого себя не жалел. И когда он кричал, он ни на что не рассчитывал, ничего не ждал. Как палачи могли его взволновать, если он сам не был взволнован? Ему полагалось сыграть прекрасную, патетическую роль, его просто умоляли согласиться на нее. Ему нужно было только проявить добрую волю, сделать маленькое усилие, у него были на это силы. Как бы это было красиво: дьявольские любовники, раскаявшиеся, любящие друг друга, прощенные, их ждало соединение на небесах, они поднялись бы туда в апофеозе, немного изуродованные, но за любовь надо платить, не так ли? И долго бы говорили о тех восторгах, которые они испытали, в многочисленных альковах, при слабом свете, наслаждаясь; конечно, это не цена мучений, но от них ждали, чтобы они приняли эту цену, чтобы они согласились на нее, чтобы признались во всем и немного поделились с другими. Одним — невиданное наслаждение, другим — удовольствие наблюдать их конец, прекрасные, декоративные языки пламени, если не обращать внимания на запах. Необходимо, чтобы все имело свой конец, и поскольку конец неизбежен, почему бы ему не быть прекрасным? Достаточно было бы совсем немногого: признания, взгляда, пожатия руки… Но Лоран никогда не был любовником Кристианы. Он владел ею, но это совсем другое дело. Дьявол, черный человек, был его орудием, а не хозяином, как считали эти дураки. Черный человек, важно говорили судьи, и они представляли запах страдания, дыма, рога, приапические подвиги, чудеса. Черный человек! Это всегда были разные люди: цыган, нищий, разносчик всякой ерунды, хватало серебряной монеты и приказания молчать, эти людишки мечтали набить пузо, получить женщину, а некоторым даже нравилось играть эту таинственную роль, не понимая сути происходящего. И Лоран никогда не был любовником Кристианы, и черный человек был всего лишь пьяным нищим, или любопытным горожанином, или солдатом, истосковавшимся по любви, и все это привело к костру, к телу, разорванному болью, к празднеству толпы, к сомнительному триумфу Кристианы, в то время как у него в сердце лед…

Говорят, что семя дьявола холодное. Говорят, что в теле колдунов есть нечувствительное место, через которое улетает душа. Говорят, что колдуны не могут плакать. Но разве кто-нибудь говорил, что колдуны не могут верить в дьявола? Но разве кто-нибудь говорил, что после мига холодного безумия они понимают, что все это отвратительное притворство, и в этом состоит их пытка?

Жиль де Рэ перерезал горло десяткам детей, чтобы получить от этого удовольствие и чтобы принести жертву дьяволу. Но дьявол не предстал перед ним. Точно удовольствие — это то, что может понравиться дьяволу, даже самое омерзительное, самое ужасное! Ведь удовольствие — это явление жизни. Никогда Лоран не знал удовольствия. Он идет навстречу смерти свободным от всяких сделок, даже с дьяволом. Потому что дьявола он им отдал. Все, кто прибежали смотреть казнь и отворачивались от него, все, кого он обворовал, и те, кому он помогал воровать, все, кто блудодействовал у него на глазах, и те, кто отдавались, Кристиана с ее трансами и маленькая Анна с ее детскими фокусами и внезапным страхом, — все они познали дьявола, насладились дьяволом, прикоснулись к дьяволу, все, кроме него, все, кроме Лорана, вора с лицом столь красивым и гордым, и вот он идет навстречу смерти, не произнеся ни слова раскаяния. Его даже никто не ругал и не оскорблял, до самого последнего момента он хранил ледяное спокойствие.

Так как у него были переломаны ноги, в костер ему поставили стул. Судьи стыдливо отворачивались, чтобы не видеть его изувеченного тела. А на Кристиану смотреть было очень приятно. Священник еще раз попытался уговорить Лорана покаяться. Пусть он произнесет хоть одно трогательное слово, и его тут же удушат. Им очень хотелось удушить его. Неужели он думает, что им нравится быть жестокими? Он знал это, он знал своего отца, человека с доброй душой, который готов был угодить всем и каждому. Но Лоран отказался. Он хотел продемонстрировать им казнь во всей ее полноте: с криками, дымом, запахом, ужасами. В последний раз он властвовал над всей этой толпой: он заставит их, этих добрых людей, пройти весь путь до конца, пусть они тоже ощутят на устах вкус ада, который вызывает у них такое любопытство. Его смерть отравит их души. И когда дым начал подниматься и душить его, он еще видел эти лица, жадные, любопытные, встревоженные, измученные наслаждением и стыдом, и сердце его начало тихо плавиться, и, возможно, один момент он испытывал сожаление, прежде чем превратиться в мешок стенающей плоти и умереть.