Три взгляда в бесконечность

Много лет Чуня был единственным другом и утешением одинокого монаха, пока пса не постигла ужасная, а главное, совершенно бессмысленная смерть.

В тот день он, как обычно, дежурил рядом со школой, ожидая возвращения хозяина. Учитель истории, выйдя после уроков на крыльцо, заметил собаку и подозвал к себе. Чуня, привыкший доверять людям, тут же бросился к нему, радостно виляя хвостом. Неизвестно, спланировал ли историк своё преступление заранее, или оно неожиданно зародилось в его голове, но, так или иначе, действовал он быстро и ловко. Сделав вид, что хочет почесать Чуне брюхо, он завалил пса на спину, но вместо того, чтобы приласкать, стал пинать животное ногами. Совершенно не ожидавший такого вероломного нападения пёс не защищался и даже почти не скулил. Жестокий человек бил и бил несчастное создание, не давая ему подняться, пока не подбежали люди и не оттащили учителя. Но было уже поздно – Чуня был при смерти. Он умер на руках у хозяина и был похоронен рядом с воротами монастыря – там, где когда-то маленьким щенком его подобрал монах. Историк, конечно, вывернул всё наизнанку и обвинил пса в том, что тот первым напал на него. Доказательств обратного не было, но монах сердцем чувствовал истину. Да и нужны ли доказательства тому, кто столько лет близко знал Чуню!

Это событие было последней каплей, переполнившей терпение монаха. Он был уверен, что причинять зло беспомощному и безответному существу – это низость и подлость в квадрате! Пинать ногами до смерти того, кто всегда с любовью и доверием смотрел в глаза людей, кто не мог и не хотел защищаться, кто до самого конца не верил в то, что человек может такое с ним сделать – подобное мог совершить только тот, в ком давно умерло всё человеческое! Простить такое – уже само по себе преступление! Конечно, опускаться до того, чтобы самому марать руки в крови – не монашеское дело. Зачем, если есть оружие и посильнее, и повернее – молитва?! Господь обещал исполнять всё, что мы у Него просим, так пусть же держит свои обещания!

– Не знаете, какого вы духа. Ибо Сын Человеческий пришёл не губить души человеческие, а спасать! – пытался увещевать безумца отец Пётр, но лавину гнева было уже не остановить…

Страшна сила молитвы чудотворца! Хорошо, что не всем дана такая власть над людьми. Через неделю осуждённый попал в аварию и скончался в реанимации. Всё учёл монах, но не учёл одного – того, что все мы клеточки одного организма. Смерть, как цепная реакция: убиваешь одну клетку, а погибает соседняя, убиваешь другого, а умираешь сам. Вот она и настигла мстителя тогда, когда он этого меньше всего ожидал. Настигла и стала терзать несчастного беспощадно и безжалостно, готовясь полностью вобрать его в свою ненасытную утробу. Таков закон, и закон должен быть исполнен. Но есть то, что выше закона – есть Господь, есть покаяние. Тогда, когда надежды на спасение уже не остаётся, приходит Он и спасает несмотря ни на что. Если, конечно, человек примет это спасение. Рана была исцелена, но рубец остался на всю жизнь, остался как напоминание о словах Господа: «милости хочу, а не жертвы». А ещё осталось желание пострадать ради Христа, чтобы хоть в малейшей степени искупить своё преступление.

– Однажды, отец, ты дал мне задание узнать, почему святого Макария Великого называли «земным богом», – говорил монах своему духовному отцу. – Теперь я знаю ответ: за его любовь к согрешающим людям. За то, что он оплакивал болезни других как свои собственные, а не сыпал проклятиями налево и направо. Он-то знал, что ему не спастись, если не спасутся его ближние. Он любил людей такими, какие они есть, жалел нас, убогих, видя как мы корёжим и уродуем свои души страстями и грехами. Он молился не о вразумлении и наказании, а просто о нашем спасении: «Господи, имиже веси судьбами спаси этого несчастного!» И всё. А остальное предоставлял Богу. И любой, даже самый чёрствый и жестокий человек всегда чувствовал, что ему желают добра, сердце его смягчалось, и любовь затопляла всю его израненную душу, словно целебный бальзам. Может, этот несчастный оттого и был раньше злым, что никто-то его не любил и не молился за него по-настоящему? Кто в этом виноват? Виноваты все мы, и я больше всех! На мне лежит ответственность за весь мир! Я ведь называю себя христианином, а значит должен молиться за всех людей, держать Землю на своих плечах! Легко отмахнуться от такого бремени, сослаться на свою слабость и неполноценность, спихнуть всё на кого-то другого. Но если не я, то кто? Где гарантия, что мир не рухнет, если я не буду поддерживать его молитвой? Макарий это понял и воплотил в жизнь, но удастся ли это мне?

* * *