Три взгляда в бесконечность

Как однообразна жизнь! Одно событие похоже на другое, один год на все остальные! Редко происходит что-то действительно достойное внимания. Обычные серые будни наполнены обыденными тусклыми делами. Привыкаешь к однообразию, перестаёшь замечать самого себя, замыкаешься в построенном тобой же маленьком уютном мирке. Осознание постепенно притупляется, привычки берут над тобой верх, и жизнь скатывается на услужливо приготовленные кем-то рельсы. Мир теряет краски и тонет в скуке и тоске. Да и что вообще может произойти нового и интересного? Всё давно уже было раньше и удивляться больше нечему! Привыкаешь ко всему, даже к чуду, и золотистое молодое солнце начинает навевать старческую дрёму. Так хочется поддаться этому дурману, уснуть под наркотическую колыбельную, забыть обо всём на свете!..

Кто-то теребит монаха за плечо, будит ото сна. Он не хочет открывать глаза, пытается отбиться от невидимого мучителя. Зачем всё это надо? Так приятно спать! Но навязчивый голос повторяет вновь и вновь:

– Симон! ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна.

Отец Пётр твёрд как камень. Если уж он чего задумал, будьте уверены – доведёт дело до конца несмотря ни на что! Вот и на этот раз он, как всегда, добился своей цели – разбудил своего подопечного и тут же начал распекать его:

– Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий. Если же раб, будучи зол, скажет в сердце своём: не скоро придёт господин мой, и начнёт бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, – то придёт господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечёт его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубов!

Слова духовного отца напугали монаха и вернули его к жизни. Тяжело осознавать каждый свой поступок, каждое слово, мысль и малейшее движение души. Но иначе нельзя. Устоять на месте невозможно – если не толкаешь камень в гору, то он неминуемо начнёт катиться вниз и повлечёт тебя за собой. Не успеешь оглянуться – и ты уже лежишь на дне, придавленный тяжёлым грузом. Но что самое страшное – всё это происходит так незаметно, что покров спадает с глаз только тогда, когда становится уже поздно что-то предпринять. Бессознательная жизнь, пожалуй, похуже будет, чем явные беззакония и грехи. Конечно, человек увязает в них, но для него ещё остаётся возможность покаяния, он ещё жив, ещё чего-то ждёт, к чему-то стремится, за что-то борется. Если же нет в человеке даже этого, то он просто влачит тупое бессмысленное существование. В нём отсутствует воля к жизни, а значит, и к исканию Христа. Так что это – просто медленное разложение, постепенное незаметное отрупление. А сдаваться нельзя ни за что на свете! Надо бороться до конца, даже если кажется, что нет надежды на победу. Упал – тут же вставай и продолжай своё дело. «Отец Пётр не сдавался никогда! – размышлял монах. – Он всегда был настоящим воином Христовым! За это и любит его Господь. А я? Сдался без боя, продал свою жизнь за тридцать сребреников!»

– Но в чём найти опору, где та цель, что даст силы для борьбы? Чем раскрасить свой путь? Вечная жизнь, Царство Небесное – всё это так далеко и абстрактно, а мы облечены в плоть и не можем оторваться от земли. Я хочу действовать, жить полной жизнью, быть нужным, любимым, значимым для людей! Так тяжело обходиться без этих маленьких, но таких необходимых всем утешений – семьи, работы, общественной деятельности! – жалобно причитал монах.

– Что для меня было преимуществом, то ради Христа я почёл тщетою. Да и всё почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался и всё почитаю за сор, чтобы приобрести Христа.

– Жить без подпорок? Но возможно ли такое? Многие люди только через земные вещи и дела познаю́т Христа, а от меня ты требуешь полного отречения от всего?!

Глаза отца Петра сверкнули гневом, он не терпел саможаления:

– Ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого!

Приговор был подписан и обжалованию не подлежал.

– Вижу, что настала для меня пора отбросить костыли и начать учиться жить и любить по-настоящему. Только в Боге могу я теперь обрести утешение, прибежище, успокоение. Только Им должен я жить и только к Нему стремиться!

Учитель и ученик стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. Как они были похожи! Тот же решительный и горящий любовью взгляд, такие же морщинки на лбу и вокруг рта, даже борода так же упрямо торчит вперёд.

Монах без колебаний отре́зал себе последние пути к отступлению: «Господи, я принимаю Твой вызов и готов биться за Тебя до конца моих дней! Пусть отныне сила Твоя совершается в немощи моей! Я отдаю Тебе себя полностью и буду искать Тебя повсюду, где бы Ты ни прятался и ни скрывался от глаз моих!»