Три заповеди Люцифера

На всякий случай Василий Иванович позвонил на домашний телефон Калмыкова, но его встревоженная жена ответила, что Климент Михайлович ещё вчера вечером уехал на автомобиле в неизвестном направлении, и больше дома не появлялся. Оставалось только ждать. Ждать Мостовой не хотел, поэтому вызвал машину и поехал в загородный дом отдыха для ветеранов войны и труда, где в это время находился глава контрразведки «Ближнего круга» Вацлав Лещинский.

* * *

14 час.10 мин. 1 ноября 20** года.

Ближнее Подмосковье

Санаторий МВД «Дзержинец»

Вацлава Лещинского с Железным Феликсом роднили два факта: во-первых, Вацлав, так же, как и Дзержинский, был поляком, и во-вторых, тоже был чекистом, как говорится, до мозга костей. Чекистами были отец Вацлава и его дед, благодаря революционным заслугам которых служебный рост младшего Лещинского был стремительным. Однако и сам Вацлав, как профессионал, с лихвой оправдывал возложенные на него надежды. Контрразведывательная деятельность составляла смысл жизни Лещинского, даже после того, как в середине 60-х годов родная «контора» насильно отправила его на пенсию.

С лёгкой руки Мостового Вацлав активно участвовал в заговоре против Хрущёва, и после смещения последнего полковник Лещинский уже мысленно примерял на себя генеральский китель. Однако судьба преподнесла ему неприятный сюрприз: вместо приказа о повышении в должности пришёл приказ об увольнении на заслуженную пенсию в связи с якобы планируемым омоложением личного состава Центрального аппарата КГБ. Новый генсек рассудил здраво: кто предал единожды — будет предавать и в дальнейшем. Поэтому, не мудрствуя лукаво, тихо, без суеты и громких обличительных процессов, которые так любил товарищ Сталин, убрал всех заговорщиков — кого на пенсию, а кого на малозначительную профсоюзную должность.

С тех пор Вацлав возненавидел родную «контору», и, используя свой богатый опыт контрразведчика, стал активно работать против бывших коллег, чем надёжно обезопасил тайную деятельность членов «Ближнего круга». Благодаря Лещинскому в ФСБ регулярно поступала информация, которая не опровергала факт существования «Ближнего круга», но представляла его деятельность безобидной и вполне лояльной к существующей власти. Дескать, тешат себя на старости лет ветераны, играют по привычке в закулисные игры, но никому беспокойства не причиняют и старческий маразм дальше своего «Ближнего круга» не распространяют.

Вот так под видом клуба «Кому за…» в самом центре Москвы, под самым носом Федеральной службы безопасности, не один десяток лет гнездилась мощная высокопрофессиональная организация заговорщиков, во главе которой стоял её бессменный лидер — Сталинский сокол.

Василий Иванович нашёл Лещинского сидящим на лавочке в тихой безлюдной аллее. Несмотря на лёгкий морозец, Вацлав был без головного убора и без перчаток. Он что-то помечал тоненьким карандашом в чёрной записной книжке. Увидев Мостового, Лещинский встал, спрятал записную книжку в карман и по привычке одёрнул клапаны пальто, словно на нём была не гражданская одежда, а перепоясанная портупеей шинель.

— Гвардия не сдаётся? — пожимая руку, спросил его Мостовой, намекая на офицерскую выправку и не по годам бодрый вид.

— Не сдаётся и не умирает! — в тон ответил старый чекист, который догадался, что главный заговорщик явился к нему не для того, чтобы справиться о здоровье.

— Случилось что-то? — с равнодушно-показным видом поинтересовался Лещинский.

— Случилось, — скрипнул зубами Мостовой и присел на промёрзшую лавочку. Лещинский сел рядом, но вполоборота, чтобы лучше видеть лицо собеседника.

— Калмыков пропал, — без долгих предисловий сообщил Мостовой.

— При каких обстоятельствах?

— В том-то и дело, что при очень необычных, можно сказать, хреновых обстоятельствах! — ругнулся в сердцах министр.

— Где и когда? — не меняя тона, поинтересовался Лещинский.

— Вчера вечером, в Кунцевском парке.

— И какая нелёгкая занесла старика в такое необычное время и место? — подозрительно сощурился Вацлав.

— Я послал, — неохотно признался Мостовой. — Надо было «концы зачистить», — упреждая следующий вопрос, пояснил Сталинский Сокол. — Я понимаю, Вацлав, что подобная работа — твоя прерогатива, но здесь всё не так просто.

— Одним ударом двух зайцев? — смекнул Лещинский, который сразу сообразил, что старый Калмыков плохо смотрится в качестве «чистильщика». — Калмыков не должен был вернуться?

— Не должен, — согласился Василий Иванович. — Он и не вернулся, но известий о его гибели до сих пор нет, труп отсутствует, и я подозреваю, что он выжил.

— А это плохо, — закончил мысль Лещинский.

— Очень плохо, — согласился Мостовой. — Я бы никогда не стал плести эту паутину, но ты ведь сам мне подбросил мысль «о ложной цели накануне стратегического наступления». Вот Калмыков в роли этой самой цели и должен был выступить.

Лещинский недовольно поджал губы: он не любил, когда кто-то залезал в его «огород».