Три желания

Взяв ее за руки, несмотря на то, что сердце бешено колотилось в груди, она спокойно спросила свою без пяти минут свекровь:

— Я подхожу для вашего сына?

Лаура залилась слезами, протянув руку и прижимая к себе Лили.

— Ты подходишь, ты даже больше, чем подходишь, — Лаура отстранилась от Лили, но не опустила руку. — Я не могла бы желать лучшую невесту для моего сына, если это было в моей власти. Лили, ты превосходна.

Лили почувствовала слезы у себя на глазах от ласковых слов Лауры, и Эмили закричала:

— Нет! Не плачь! О, нет! — она вклинилась между Лорной, — принесите срочно косметичку, быстро!

Сьюзан, Лорна и Эмили быстро подправили макияж Лили, Максин и Лауре, а затем Эмили положила помаду, тушь, румяна и пудру, кружевной платочек, который ее мать держала на собственный день свадьбы, а ей он перешел от бабушки, в маленькую, изящную цвета слоновой кости сумочку (еще один подарок этим утром от Максин), и все они побежали вниз по лестнице.

Лили стояла на тротуаре и махала девушкам, пока они кричали ободряющие слова в открытые окна лимузина, потом они уехали. Лили хихикала им в ответ и улыбалась, ни о чем не думая, потому что ничто не могло заставить ее грустить в это утро.

Поэтому она совершенно не заметила трех человек, вышедших из автомобиля, остановившегося дальше по улице, поскольку стояла к ним спиной.

Но Лаура заметила их и побледнела.

Таш

Наташа Робертс МакАллистер-Джейкобс была благодарна маме за то, что оправила с ним Фазира в Бат.

Папа, Таш это выяснила, был не очень хорош в прическах, особенно для семилетней девочки, чтобы сделать ультра, суперкрасивую прическу для такого очень особенного дня.

Таш подумала, что это в порядке вещей, учитывая, что папа был хорош во всем остальном. Никто, Таш была уверена, не может быть хорош абсолютно во всем.

У Фазира была магия, поэтому он просто щелкнул пальцами, и волосы Таш превратились в игривые упругие локоны, обрамляющие лицо и скрепленные по бокам красивыми, блестящими заколками. Когда он это сделал папа уставился на Фазира подозрительно, они оба смотрели друг на друга слегка раздраженно (Таш понравилось это слово, и она знала, что оно означает) и посмеиваясь. Глядя на них, Наташа захихикала.

Папа, Таш это тоже выяснила, теперь знал, что Фазир был их личным джинном, и он не возражал. Таш и так знала, что он не подозревал об этом раньше, но считала, что им следовало рассказать ему давным-давно. Он был лучшим папой на свете, и Фазир был членом их семьи, хотя и был немного странным, но Таш всегда знала, что ее папа не будет против.

Мама приготовила ее бледно-голубое платье, именно такого цвета, какой папочка использовал в маминой спальни, теперь уже старой. Таш не была счастлива от голубого цвета, она хотела розовый. Пока она не увидела свое красивое, потрясающее голубое платье. Увидев это платье, она перестала возражать.

— Теперь, когда я сделал волосы Наташе, мне необходимо подготовиться, — сказал Фазир в своей манере Я-есть-Джин-все-посмотрите-на-меня, и исчез, оставив шлейф фиолетового дыма, который поплыл в сторону бутылки, пока она не исчезла тоже.

Таш посмотрела на отца. Он смотрелся очень красиво, ей никогда не доводилось видеть его таким. А она помнила всех, с кем ей когда-либо доводилось встречаться, она все помнила, хотя никогда никому не говорила об этом. Он был одет в темный костюм с рубашкой цвета слоновой кости и красивый галстук точно такого же цвета, как платье Таш.

Она передвинулась к отцу, и хотя она была уже не ребенок, а большая девочка, папа был таким сильным, он взял ее на руки, как и всегда. Она обвила его за шею, обхватив ногами за талию и уткнулась носом в его нос. И, снова, как и всегда, он обнюхал ее, как сначала она.

Затем она отстранилась немного назад, совсем немного, и глубоко вздохнула, потому хотела его спросить о том, о чем она думала все эти дни, недели, но всегда побаивалась.

— Папа? – робко позвала она.

— Да, милая? — ответил он, и Таш почувствовала, как что-то радостное раскрывается у нее в сердце, потому что он никогда не называл ее милой, но ей очень сильно понравилось это.

— Ты не… гм…, — она остановилась, затем выпалила, — никогда не уедешь снова, не так ли?

Она увидела, как у папочки-красавца выражение лица стало ошеломленным, потом жестким, потом смягчилось, и он ответил:

— Никогда, — таким тоном, чтобы у нее не возникло сомнений.

Она обхватила его за шею и дотронулась до его щеки и спросила, хотя и была слишком напугана, чтобы спрашивать:

— Сегодня счастливый день и когда он закончится, как думаешь, ты больше не будешь испытывать боль?

Он медленно моргнул, а ответил:

— Боль? Таш, почему ты думаешь, что…

— Я вижу это в твоих глазах, — прервала его Наташа. Маме бы это не понравилось, она не разрешала Таш прерывать других, но она подозревала, что папе было все равно.

Объятия отца стали крепче, его рука опустилась ей на затылок, пальцы перебирали упругие локоны, и он прижал ее голову к своей сильной шее.

Но он не отвечал.