Три желания женщины-мечты

— Еще при советской власти на заказ работала, торты людям пекла. Нелегально, конечно. А что делать? Вадик рос, ботинки-брюки рвал. А народ-то всякий! Один раз приходит ко мне домой Елизавета Гавриловна и давай просить: «Ларочка, испеки мне на день рождения бисквит в виде клумбы цветов. Заплачу сколько скажешь». Я ей калькуляцию расписала: столько на муку-сахар-яйца-шоколад уйдет, столько за работу. Она заныла: «Дорого очень». И что? Если не по карману, не заказывай, купи кирпич ржаного хлебушка и ставь на стол, дешево и сердито. Но так, конечно, не сказала, вежливо объяснила: «Знаете, что в стране творится? Продукты пропали, беру все не в магазине, а у людей, которые за копейку товар не отдадут». Елизавета поахала, повозмущалась и заявила: «У меня правило вперед не платить. Испечешь торт — получишь деньги».

Лариса скривилась:

— Расстаралась я изо всех сил. За тортом старуха Нину прислала, та конверт с рублями отдала. Я, дурында, пересчитать постеснялась, коробку отдала, потом клапан открываю… Ни фига себе! Там половина суммы! Следовало сразу к старшей Николаевой идти, да я, балда, решила, что старушка просто закрутилась, гостей ведь ждет, вот и перепутала купюры, не те сунула. Пришла на следующий день, деньги показала. Елизавета удивилась: «Клала четыре бумажки». Я возразила: «Две в конверте лежало». Она губы покусала, вынесла недостающие, в руки мне сунула, дверь захлопнула, не извинилась, что напутала. Елизавета себя правой считала, а я ушла, как обгаженная. Через неделю ко мне милиция приперла, давай орать: «Соседи жалуются, что вы на дому пекарню устроили, духовые шкафы поставили. Когда включаете их, во всем доме электричество еле горит». Я их внутрь впустила. «Смотрите, одна газовая духовка на кухне». Они не успокоились: «Нельзя на продажу печь! Законом запрещено, сейчас в отделение заберем!» И тут, на мое счастье, соседка заглянула. Она юрист, услышала, в чем дело, и как шуганет их: «Уходите, не имеете права без ордера вламываться. — А мне потом объяснила: — Всех гони вон, если бумаги от прокурора нет. Из наших никто на тебя пожаловаться не мог, кто-то из твоих подруг позавидовал, что ты деньги зарабатываешь». Но я уверена, это Елизавета в отделение стукнула, разозлилась, что я свое потребовала, и решила отомстить.

Болтунью перебил странный звук.

— Щелк-щелк!

Потом кто-то гортанно произнес:

— Ложечка-корежечка. Бом-бом. Шшш-шшш.

Я завертела головой в разные стороны, но в кондитерской воцарилось молчание. Спустя секунд десять снова послышалось:

— Шшш-шшш-чпок!

Я вздрогнула.

— Это Боня, — засмеялась Лариса, показывая на полку с банками, — вон он сидит.

Я только сейчас увидела маленькую невзрачную птичку. А та расправила крылья, спланировала на голову кондитерши и разразилась серией звуков:

— Дзынь-дзынь, трык-трык, кхе-кхе…

— Это попугайка Геннадия Петровича, — пояснила Лариса. — Помните, я говорила, как Нина окно разбила? Элла прореху затянула пленкой вроде той, какой растения на зиму укутывают. Она садовод, такие цветы выращивает!

— У них в доме повсюду горшки и кадки, — вставила я слово в нескончаемый поток речи, — в столовой очень красивые орхидеи, огромные. Сначала я подумала, что они искусственные, очень уж яркие…

— В Нижнегорске каждый год устраивают фестиваль цветов, — перебила меня Лариса. — Элла всегда первые места получает. Талант! Посадит в землю кирпич — он тоже розой распустится. Пленки для парников у нее дома полно, Элла кусок ее принесла и скотчем к раме приклеила, пообещала после поминок мастера прислать. Не обманула, пришел в пятницу стекольщик. В субботу жена Олега вновь прибежала, проверила, как новая витрина смотрится, и клетку мне протянула со словами: «Ларочка, Нина Анатольевна плохо себя чувствует, поэтому меня прислала с извинениями. Ей стыдно за скандал. Свекровь хочет вам на память о Геннадии Петровиче Боню отдать, любимого попугая профессора. Он неприхотливый, все ест. Жаль, разговаривать не умеет. Свекор пытался его обучить, но без толку. Пусть Боня у вас живет, не держите на мою свекровь зла». А еще цветок принесла. Красивый, в горшке. Но я с растениями плохо уживаюсь, помер он. Зато Боня хорошо себя чувствует. Ау, попка!

Птичка нахохлилась, Лариса засмеялась:

— У, вредина… Но Элла ошиблась, Боня через месяц после того, как у меня поселился, заговорил. Произносит отдельные слова, звуки смешные. Но он упертый, болтает исключительно по настроению.

— Щелк-щелк, ложечка-корежечка! — проскрипел Боня. — Бом-бом, шшш-шшш.

— Вот, слышали? — обрадовалась Лариса. — Это у него любимое.

— Ложечка-корежечка, — повторила я.

— Прилипчивые слова, — засмеялась хозяйка. — Теперь тоже будете их повторять. Я Бонины речи давно наизусть затвердила. Он всегда одно и то же талдычит. Сначала: «Щелк-щелк, ложечка-корежечка, бом-бом, шшш-шшш». Подождет немного и выдает: «Шшш-шшш-чпок». Иногда на этом останавливается, но чаще спустя какое-то время продолжает: «Дзынь-дзынь-трык-трык-кхе-кхе». И ведь ни разу порядок не перепутал, строго его соблюдает.