Мэгги на парад не пошла. У нее была смена в «Перкинсе». Она работала официанткой еще со школы – сначала в «Баффало Уайлд Вингс», где разносила тарелки с шипящими оранжевыми крылышками. Хотя пахло там приятнее, чем в «Перкинсе», но запах этот пропитывал тебя насквозь. Впрочем, от застарелого, пресного запаха «Перкинса» тоже было трудно избавиться. В «Перкинсе» пахло, как в кафетерии. Плотный, бледный омлет на тарелках. Аарон как-то заходил в «Баффало Уайлд Вингс», чтобы взять крылышки навынос, но в «Перкинс», насколько знала Мэгги, он никогда не заглядывал.
Вдали показался товарный поезд. Иногда Мэгги подходила к окну в своей части зала и смотрела на проходящие поезда. Сегодня, как и всегда, ее длинные волосы были собраны в красивую прическу. Казалось, ей здесь не место, не она должна подавать сизые яйца раздражительным клиентам. Худая официантка со шрамами на лице рассказывала кому-то про своего ребенка, который с шести месяцев не вырос ни на сантиметр и не прибавил ни килограмма. А ведь ему уже пятнадцать месяцев. Это очень странно. Ни грамма. И доктора сломали всю голову, не понимая, что с ним происходит.
Мэгги услышала звук приближающегося поезда и подошла к окну. Ей хотелось убраться отсюда. Это был единственный способ забыть обо всем. Она все еще говорила про Аарона так, словно они были вместе, хотя все кончилось более шести лет назад. Она все еще думала: «А что, если я предаю его? Что, если у него сохранились прежние чувства, но он просто не знает, что делать?» Она понимала, что глупо верить в его любовь. Мэгги чувствовала себя более одинокой, чем все другие двадцатитрехлетние девушки. Она зарегистрировалась на сайте знакомств, но все парни, узнав ее имя, говорили: «Ах, так это ты та чертова шлюха!» Мэгги никому больше не доверяла, но все же оставалась опасность, что она могла слишком довериться кому-нибудь. Отца у нее больше не было. Когда у девушек нет отца, они бессознательно стремятся под мужское крыло. Однажды Мэгги сказала подруге, что ей хотелось всего лишь, чтобы Аарон провел в тюрьме одну ночь, и в эту ночь он будет не прав, а она права, и в эту ночь он заплатит за все, что сделал с ее жизнью.
– А не достаточно ли было бы, чтобы его бросила жена? – спросила подруга. – Если бы мир его рухнул, стало бы это для тебя спасением? И было бы этого достаточно?
Мэгги на минуту задумалась. Ее ответ не был неправильным, но она знала, что миру нет дела до женской боли и он не способен понять эту боль, не унижая женщину. Даже женщины причиняют друг другу боль. Именно они и причиняют самую сильную боль.
– Да, – ответила она. – Думаю, этого было бы достаточно.
А в доме Мэгги Арлена Уилкен избавлялась от вещей умершего мужа. Прошло больше года, но Мэгги все еще не хотелось расставаться с этими вещами. Арлене всегда нравился запах его одеколона. Сначала она избавилась от всех брюк, потому что брюки значили меньше, чем рубашки. Но в последние дни она избавилась и от рубашек тоже.
На двери ее спальни висели две рубашки, которые муж повесил на плечики накануне самоубийства. Удивительно, что запах его все еще сохранился, и Арлена постоянно думала, что он не хотел уходить из жизни. Она знала, что последние две рубашки можно оставить, потому что днем дверь в спальню всегда открыта, рубашки висят лицом к стене и никто, кроме нее, их не увидит.
– Что желаете на гарнир? – спросила Мэгги у мужчины в шляпе и женщины в свитере с огромной аппликацией в виде кошки.
Мужчина явно был чем-то недоволен.
– Пожалуй, садовый салат с нарезанным луком, – выбрал он.
За соседним столом проснулся малыш в дорогой коляске и сразу же начал хныкать.
– Какую приправу? – спросила Мэгги у мужчины в шляпе.
– Французскую, – ответил он, словно это было очевидно, и сразу же жестко добавил: – И с нарезанным луком!
– С нарезанным луком, – подтвердила Мэгги, быстро заполняя форму заказа.
В Западном Фарго Аарон Нодель сидел на платформе, помахивая рукой собравшейся толпе, словно король. В городе было всего две школы со старшими классами – словно две Америки. В городе жили мужчины и женщины, и первые все еще правили вторыми в тех уголках страны, которые не показывали по телевизору. Даже когда женщины начинали бороться, они должны были делать это правильно. Они должны были плакать не больше допустимого и выглядеть красиво, но не слишком сексуально.
В «Перкинсе» худая официантка уронила нож для масла всего в нескольких дюймах от колеса дорогой коляски. Мэгги подобрала нож и сунула его в бежевую корзину для грязной посуды, пока никто не заметил.