– Сволочь ты старая, опять за свое! – заорала она с порога. – Я-то, дура, уши развесила, я-то думала, образумился на старости лет… – и принялась хлопать простыней мужа куда попало.
– Да ты что?! Спятила! – Он поймал слетевшие очки, ухватился за простыню. – Совсем рехнулась?
– О-о-й, – заголосила Марья Тихоновна, повалившись на стул и обливаясь слезами, – когда же ты, ирод, угомонишься? Детей бы постыдился.
– Маша, Маша, да о чем ты? Что случилось?
– Вот! – вскочив, она азартно совала ему под нос уголок простыни с номером. – Вот что случилось!
Вопли жены не прекращались, пока Николай не смекнул, что к чему. Он ценил дружбу, безусловно ценил, но домашний покой ценил еще больше. В конце концов он все рассказал ей.
Марья Тихоновна обалдела от новости и сначала даже посмеялась. Вернула мужу простыню, чтобы он передал дружку своему, Димке. Ай да Димка. Поставила чайник, расслабилась. Но, когда пили чай с лимоном, Марья Тихоновна вдруг подумала, что она, больная женщина, должна из-за Димки почему-то страдать, а он, значит, чистенький такой, будет сидеть в своем кабинетике, с любовницей в их квартирку наезжать. Желание отомстить пересиливало в ней все прочие чувства, даже здравый смысл…
– Галя! Че хотела спросить тебя, слышь? Мужика своего накрыла с поличным. Ага! Представляешь? Так он же отпирается. Да! Говорит, Димка твой ночевал как-то в той квартире, поработать, что ли, хотел ночью. Так я чего, Галь, номер хотела у тебя спросить простыней-то ваших. Какой? Не-е-е-е… У меня не такой был. Че говоришь? Номерочек сказать? Пожалуйста. Записывай… Думаешь, Димка чудит? На старости-то лет? Ну смотри, тебе виднее…
Галине было сорок пять лет. Муж не интересовал ее уже полжизни, но после звонка Машки она призадумалась. Хорошо бы выяснить, что к чему. Ревности она не испытала. У нее давно была связь на стороне, многолетняя, прочная, почти как второе замужество. Но она соблюдала правила конспирации. Эта связь не могла разрушить ее семью, не могла бросить тень на мужа. Муж занимал высокую должность, зарабатывал большие деньги, привозил шмотки дочерям из-за границы, оплачивал квартиру, дачу, выдавал ей ежемесячно половину своей огромной зарплаты – пятьдесят процентов, как при разводе. Но о разводе не помышлял. Развод мог поставить крест на его карьере. Ей хотелось завешать все стены в квартире коврами, купить горку, польский сервиз на тридцать персон, что стоял в соседнем универмаге, но после покупки очередной партии книг на это не оставалось средств.
«Я хочу большой ковер на стену», – заявила она ему, смеясь, после рождения второй дочери. И он приволок ковер. Она села на стул и заплакала, когда он гордо развернул перед ней что-то потертое и выцветшее от времени. Ей не нужен был девятнадцатый век, она хотела пушистый и яркий, пусть даже синтетический. Никаких объяснений она слушать не стала и закрыла за собой дверь в спальню. И он больше ни разу не вошел туда. Так и остался жить в своем кабинете. Сначала ей казалось, что пахнет разводом, она засуетилась, несколько раз пыталась проникнуть к нему ночью. Но дверь была заперта на ключ.
Потом ей стало скучно без мужчины, тело как-то заскучало, не сердце. И тогда появился у нее второй муж. Он жил за две остановки от их дома, она ездила к нему каждый день на троллейбусе, хозяйничала в квартире, получала свою порцию ласки, грызла с ним вместе семечки, глядя в телевизор, потом спохватывалась и бежала к себе, как была, в домашнем халате под плащом. Ее настоящий дом был именно там. Но дочери обещали много хлопот, требующих денег, а у ее второго мужа их не было.
Да и квартирка была однокомнатная. Ну ничего. Дочери взрослели, скоро, очень скоро она освободится и переедет сюда насовсем…
У Галины была собственная мораль, не коммунистическая. Однако общественное мнение она высоко ценила и старалась не оскорблять. То, что муж завел роман, нисколько не смутило ее. Наоборот, она даже удивилась, что он раньше этого не сделал. Честно говоря, и мужиком-то его давно не считала… А значит… Наверно – последний гормональный всплеск. Но хотелось бы знать – насколько это серьезно и какие у ее Ромео планы на будущее.
Галина отправилась в ближайшую прачечную, постучала в кабинет заведующей и рассказала ей душещипательную историю про несуществующего сына, чужую простыню и свои подозрения. Та порылась в своих книгах, куда-то позвонила и записала для нее на листочке адрес прачечной, выдававшей такие номера. Там Галина повторила свою историю и быстро выяснила адрес таинственной незнакомки. Подняв на ноги институтских подружек, через два дня она знала о Регине все.
И все, что она знала, было неприятно. Во-первых, молодуха оказалась старой девой. Значит, захочет непременно замуж. Во-вторых, говорили, что она последнее время не ходит, а порхает по коридорам института. Значит, влюблена. Нет, ребятки, так дело не пойдет…
Он вернулся из Италии и позвонил из квартиры Николая.
– Сирени ложатся в полотна великих и малых несчастно и скоро.
Венеция катится в лодках, и плещутся ало плащи матадоров…
Бросай все! Я жду тебя!