Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

На том заседании он председательствовал и выступал от имени большевиков. Рыков со знанием дела обсуждал устав Красной гвардии, а главное — вопросы приобретения и хранения оружия. «По принципу демократии никакого стеснения в вооружении народа не должно быть, и все высказывающиеся против этого хотят иметь армию над народом, а не для народа» — такую железную формулу нашел Алексей Иванович в те дни. Противники столь опасных новаций в Советах имелись, и Рыков их не щадил. Заседания продолжались несколько дней. Алексей Иванович снова и снова председательствовал. За два дня депутаты сформулировали и приняли устав красногвардейцев. Потом Рыков боролся за резолюцию, объявлявшую Временное правительство контрреволюционным. Некоторые ждали от него компромиссных рассуждений, отхода от прямых призывов к вооруженному восстанию. Куда там! Рыков обвинял в Корниловском мятеже аппарат власти — и речь его в тот осенний день прозвучала радикально и убедительно — таков был и общий настрой. Тогда, на заседании исполкомов, он говорил как никогда революционно — что твой Сен-Жюст. Непримиримо по отношению к Временному правительству: «Без захвата власти рабочими и крестьянами немыслимо торжество революции, немыслимо спасение родины».

^{Разрешение Моссовета на въезд Рыкова в Петроград. 28 августа 1917 года [РГАСПИ. Ф. 669. Оп. 1. Д. 25. Л. 35]}

Рабочие депутаты аплодировали, выкрикивали одобрительные реплики. Выступать перед ними в те «послекорниловские» дни с «соглашательской» программой было бы политическим самоубийством. Рыков говорил о восстании. Другое дело — насколько близкая это перспектива. Сколько ждать? Недели, месяцы или год?

В любом случае этой речью Ленин и Троцкий (в те дни — главные сторонники перехвата власти) могли бы быть довольны. Да и наверняка были довольны, когда узнали об этом заседании. Насколько искренен при этом был «умеренный» Рыков? Атмосфера 1917 года заставила его заметно полеветь и отбросить всякое любование Февральской революцией.

С одной стороны, Рыков понимал, что радикализм его родной партии неминуемо вызывал жесткую реакцию противников. С другой — был уверен, что после Февраля запрещать деятельность партий нельзя, как нельзя ограничивать общественную борьбу против войны. Резолюция, которую под влиянием Рыкова приняли московские Советы, по сути, предвосхищала программу Октября 1917-го. Там шла речь и о рабочем контроле за предприятиями, и о национализации главных отраслей промышленности, и о разделении помещичьей земли между крестьянами, и о предложении всем воюющим странам немедленного мира. 355 делегатов поддержали эту большевистскую программу, 254 более осторожных выступили против. Никто не мог отрицать, что московские большевики выиграли это сражение. И Рыков вел их за собой. Возможно, именно тогда он впервые ощутил в себе потенциал вождя, крупного руководителя, не подпольного, а государственного деятеля, от которого всерьез зависит будущее страны.

Схожие почти парламентские баталии шли в то время и в Петрограде. Не нужно было проявлять чудеса проницательности, чтобы понять, что дело тут не только в Корнилове, которого осуждали все, — что большевики готовятся к большому вооруженному выступлению. Среди меньшевиков и правых эсеров это чувствовали, а то и знали все. Военные (кроме морально разгромленных корниловцев) реже задумывались об уличных боях. Керенский понимал, что идет по канату или, как Одиссей, проплывает между Сциллой и Харибдой, между штыками консерваторов и стволами большевиков, которые готовились к уличным боям.

Рыков старался не рубить сплеча. Куда приложить свои силы и опыт бывшему подпольному «профессиональному революционеру», много лет выполнявшему деликатные и, конечно, формально противозаконные партийные задания? Он и по натуре был мятежником, хотя и достаточно усидчивым. Он не считал себя специалистом ни по военным делам (как, например, Подвойский или морской вожак Дыбенко), ни по национальному вопросу, который становился все актуальнее в связи с развалом бывшей империи. Свою миссию видел в подготовке новобранцев к партийной работе и организации забастовок. Кроме того, как старый партиец и член ЦК, принимал участие в разработке большевистской стратегии. Правда, партия тогда пошла не за такими, как он. Радикалы оказались сильнее, влиятельнее. Приходилось им подчиняться: их подхватывала революционная стихия, тут уж удел остальных — поспевать. И он старался, как мог. На московских предприятиях Рыкова принимали как своего человека. Он был одним из самых известных большевиков для взыскательного пролетариата Первопрестольной и ее промышленных предместий.