Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

В своей «платформе» Рютин — темпераментный публицист — кроме прочего, сравнивал Сталина с Нероном и предрекал голод из-за перегибов коллективизации. «Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики», — утверждал Рютин. Кроме того, он постулировал такие планы: «1. Ликвидация диктатуры Сталина и его клики. 2. Немедленная смена всей головки партийного аппарата и назначение новых выборов партийных органов на основе подлинной внутрипартийной демократии и с созданием твердых организационных гарантий против узурпации прав партии партийным аппаратом. 3. Немедленный чрезвычайный съезд партии. 4. Решительное и немедленное возвращение партии по всем вопросам на почву ленинских принципов». Это воспринималось как план заговора, не больше и не меньше. Были в его «платформе» и пункты, которые могли понравиться массам: снижение цен во внутренней торговле, повышение — для экспорта. Рыков к таким идеям «дилетантов» (а экономистом Рютин начал работать совсем недавно и без соответствующего образования) относился высокомерно. Их формально объединяло одно — рубеж сталинской политики, который оба не смогли пройти без дискуссий, — форсированная индустриализация и коллективизация. Но с этим политическим поворотом не соглашались слишком многие — и Рютин был в этом ряду далеко не самой грозной фигурой. Другое дело, что только он составил манифест с практическим руководством — почему и как следует отнять власть у Сталина и Молотова. А к документам, к публицистическим призывам в то время относились крайней серьезно. Помнили о том, как публицистика Герцена, Чернышевского, Михайловского, Плеханова, Ленина перевернула империю. Но Рыков к этим бумагам явно не имел никакого отношения — только читал их и, возможно, обсуждал. Долгое время Алексей Иванович верил, что неучастие в написании «платформы» поможет ему избежать самых крупных неприятностей. Эту линию обороны он держал упорно. Но потом, на следствии и на суде, и Рыков, и Бухарин в той или иной форме признали участие в написании «рютинской платформы».

4. Февральский пленум

Рыкова и всех правых почти намертво привязали к Троцкому. Несмотря на то, что до последних дней они работали на «сталинский СССР», создавали его промышленный потенциал, его пропагандистскую витрину, а Льва Давидовича Алексей Иванович никогда не считал ни приятелем, ни соратником… Все это легко списали в архив, приписав Рыкова со товарищи к правому крылу троцкистов. Без этого хода никакого Большого террора не получилось бы. Только Троцкий мог стать «полюсом зла» в быстро зарождавшейся советской мифологии. Остальные потенциальные оппоненты, начиная с Зиновьева и заканчивая Рыковым, были для этой позиции слабоваты. По разным причинам. Кому-то не хватало славы, всенародной известности, внешнего блеска. Другим — идейного авторитета. Третьи слишком часто и легко проигрывали в политической борьбе — тому же Сталину. Рыков? Конечно, он не мог стать в массовом сознании главным отрицательным героем эпохи. Его можно было представить двурушником, предателем, который покусился на суверенное развитие Советского Союза, но — только под косвенным руководством главного тарантула, Троцкого. Слишком уж не походил Рыков, в котором привыкли видеть хозяйственного руководителя, на создателя политической антисистемы. Поэтому закадровая фигура Троцкого оставалась важнейшей во время всех московских процессов. Он годился в «демоны революции». И Сталин, и Ежов, и Вышинский не могли не видеть натяжку в этой системе аргументов, хотя и могли искренне верить в тактический союз правых с Троцким. Но — парадокс! — только такой сюжет, по их мнению, мог убедительно и грозно прозвучать на весь мир.

В тот момент Ежов сосредоточил в своих руках немалую власть, одновременно оставаясь важной фигурой в ЦК и получив лубянскую вотчину. Но к власти привыкают быстро, и он постарался не упустить своего шанса, круто взявшись за дело. Делом яростного ежовского честолюбия было — довести все громкие дела до суда и до самых строгих приговоров. Для достижения этой цели он готов был нажимать на любые рычаги, не опасаясь даже испортить отношения с влиятельными представителями сталинской группы, поскольку заручался стратегической поддержкой генерального секретаря.