Три жизни Иосифа Димова

— О, гражданин Димов! — воскликнул канадец и развел руками. — Хочу, как не хотеть! Дело в том, что сейчас мне нельзя. Я не должен удаляться от Торонто больше, чем на две тысячи километров. И я вам объясню почему. Надеюсь, что вы, как главный конструктор, войдете…

— Никакой я не главный конструктор! — Я терпеть не мог, когда меня титуловали, от слова «главный» меня просто мутило.

— …войдете в мое положение и замолвите словечко перед бюро трудовых ресурсов, чтобы меня послали на работу если не в Торонто, то куда-нибудь на Юкон или, скажем, на реку Стюарт. Пусть только не заставляют ехать на остров Фиджи! У меня, гражданин главный конструктор, жена беременна на восьмом месяце, и мой отъезд в далекие тропики — сами подумайте, где Торонто, а где — остров Фиджи! — может привести к нежелательным последствиям. Она, например, может, впав в тревогу, преждевременно родить!

— Жалкая история! — презрительно процедил сквозь зубы Фред. — По такому ничтожному поводу поднимать столько шума! Тьфу! — Он сплюнул и, негодуя, удалился.

Мы не стали его удерживать. Ни я, ни канадец не чувствовали себя перед ним виноватыми. Я сказал канадцу:

— По-моему, у вас есть все основания требовать от бюро трудовых ресурсов пересмотра вопроса. Но скажите, ради бога, почему вы упорно называете меня главным конструктором? Чтобы мне польстить?

— Что вы, что вы? — канадец развел руками, а потом вскинул их вверх, словно призывая небо в свидетели: — Разве вы ничего не знаете? По радио уже трижды передавали о вашем награждении и о присуждении вам звания главного конструктора. Этот дубина, Фред, тоже слышал, можете его спросить.

— Я ничего не знаю, — ответил я. Это известие меня ни капельки не взволновало, могу поклясться памятью отца.

— За какие же заслуги меня наградили?

— Благодаря вам годовой выпуск вертолетов увеличился на тысячу штук, — принялся объяснять канадец, встав в позу оратора. — Вы наполовину снизили их себестоимость, ваше изобретение освободило десять тысяч пар рабочих рук для других важных отраслей производства. Вместо десяти с лишним тысяч человек на вертолетных заводах будут работать сто — не больше и не меньше! — человек. Вот за эти большие заслуги и за ваш огромный вклад в развитие мировых кибернетических систем Главный Магнус внес во Всемирное бюро предложение о награждении вас почетным дипломом и присуждении звания Главного конструктора. Да, чуть было не забыл! За большие заслуги бюро подарило вам двухмоторный туристический самолет. — Канадец с минуту помолчал, потом спросил: — Ну так как же? Вы согласны заступиться за меня?

— Гм! — хмыкнул я и тоже помолчал. — Будь моя воля, я бы немедленно освободил вас от поездки на Фиджи и направил на реку Стюарт строить доки. Но дело в том, что я, как один из создателей КМ Магнуса (пожалуй, даже самый главный!), являюсь автором его интеллекта. Он рассуждает так, как я его запрограммировал, и поэтому ни за что не выполнит мою просьбу. Понимаете? В основе моей просьбы лежит чувство, а он не знает, что такое чувства. Такие аргументы на него не действуют.

Я ожидал, что мой собеседник опечалится, но его лицо вдруг перекосилось от злобы. Мне стало совестно, чувство стыда затаилось в душе, казалось, оно накапливало силы для прыжка.

— Поймите, не могу я требовать от своего детища вещей, которые ему не под силу! — в свою очередь рассвирепел я.

Канадец вскочил с места и чуть не бегом бросился в тихий полутемный бар. Заказал виски, но тут же спохватился, что ему предстоит вести самолет до Триполи, и с мрачной усмешкой протянул стопку задремавшему бармену.

Когда я спустя два часа направлялся к моему самолету, меня остановил водитель «корабля пустыни», пахнул мне в лицо перегаром.

— Послушай, гражданин конструктор, — сказал шофер, еле ворочая языком, — а что, если я возьму молоток потяжелее и трахну этого самого Магнуса по железной башке? Как думаешь? Покажу ему, как засылать людей на морское дно! Чертов ящик! Тьфу! — он сжал кулаки. — Что скажешь?

— Ничего ты не добьешься, — сказал я спокойно. — Разобьешь один ящик — и все.

— Что же делать? — уставился на меня шофер.

Я легонько отстранил его с дороги, молча пожал плечами. «Что же делать!» — звучал набат в моей душе.

За две недели до описываемых событий меня остановил у лифта совершенно незнакомый человек.

— Простите, если не ошибаюсь, вы — конструктор Димов? — спросил незнакомец и, не дожидаясь ответа, добавил: — Я не раз встречал ваш портрет в газетах, вас часто печатают!

— Чем могу быть полезен? — Я торопился, и неожиданная задержка меня взбесила. Я собирался на прием, нужно было побриться и переодеться. Бритье и переодевание сами по себе раздражали меня, а мысль о предстоящем приеме действовала на меня так, словно мне должны были рвать зуб.

— Прежде всего разрешите представиться, — сказал незнакомец. — Вы разрешите?

Он был невысокого роста, в черном пальто ниже колен, полы которого были мокры, как и обвисшие поля его войлочной шляпы. У незнакомца было доброе лицо и немного печальные испуганные глаза.

— Пожалуйста, — сказал я.