Три жизни: Кибальчич

Вот единственное средство к возвращению России на путь правильного и мирного развития. Заявляем торжественно перед лицом родной страны и всего мира, что наша партия с своей стороны безусловно подчинится решению Народного Собрания, избранного при соблюдении вышеизложенных условий, и не позволит себе впредь никакого насильственного противодействия правительству, санкционированному Народным Собранием.

…Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы Ваш разум и совесть подсказали Вам решение, единственно сообразное с благом России, с Вашим собственным достоинством и обязанностями перед родной страной".

I

Александр Михайлов, член Исполнительного комитета "Народной воли", агент третьей степени, был арестован двадцать восьмого ноября 1880 года. Арестован нелепо, по дикой случайности, как он думал вначале, оказавшись в Петропавловской крепости, в каземате Трубецкого бастиона. Он, конспиратор, "главный охранитель" партии, неустанно требовавший от всех членов организации соблюдения строжайших правил подполья, сам нанимавший конспиративные квартиры, был схвачен в фотографии, куда пришел за снимками, заказанными накануне. Почему его там ждали полицейские?

"Только случайность, — думал он в первый день ареста, меряя каземат быстрыми шагами — пять шагов в угол по диагонали, пять обратно, — не мог я привести в фотографию шпиков. Может быть, они ждали кого-нибудь другого? Случайность?.."

Первые дни его не вызывали на допросы. Михайлов напряженно, неотвязно думал об одном. Нет, не случайность… Его арест в ряду других провалов. К осени 1880 года за решеткой уже оказались Александр Квятковский, Андрей Пресняков, Софья Иванова, Николай Бух, Яков Тихонов, Степан Ширяев.

Да, "Народной воле" было известно: аресты 1879 года и в начале 1880-го — результат предательства Григория Гольденберга. И были приняты все меры, чтобы на пути этого предательства поставить заслон: сменили конспиративные квартиры, паспорта почти всем членам Исполнительного комитета и активным деятелям партии.

В начале нового, 1881 года организацию ждали следующие страшные удары: двадцать девятого января арестован Николай Васильевич Клеточников, их агент в недрах Третьего отделения, куда он был устроен письмоводителем: от него организация получала ценнейшие тайные сведения о готовящихся акциях полиции.

Михайлов не находил себе места: провал Николая Клеточникова! А ведь это он способствовал внедрению агента партии в тайные тайных противника — в логово сыска, он познакомился с Клеточниковым, проверил его в деле, убедился в выдержке, хладнокровии и железной воле этого человека. Михайлов представил лицо товарища: высокий лоб, впалые щеки, под очками в тонкой оправе спокойные серые глаза, способные выдержать любой "оловянный" взгляд.

Двадцать седьмого февраля вместе с Михаилом Тригони был арестован Андрей Желябов, и, получив это ошеломляющее известие, Александр Михайлов сказал себе: "Новое предательство".

А если предательство, то кто? В каземате Трубецкого бастиона ответа на этот вопрос не было.

Теперь нависла угроза — Александр Михайлов понимал это — над главным делом партии: может не состояться покушение на Александра Второго, намеченное на март (если самодержец возобновит выезды на развод войск), не будет приведен в исполнение смертный приговор, вынесенный "Народной волей" главному виновнику всех бедствий России и ее народов. Партия обезглавлена.

И нависла угроза над человеком, спасти которого от ареста Михайлов считал своим долгом и прямой обязанностью.

"А может быть, — думал он, меряя шагами свою каменную клетку, — Кибальчич уже в безопасности? Товарищи успели придать этому решению форму приказа Исполнительного комитета?"

Неизвестность, проклятая неизвестность!

Но грянуло первое марта — ликование в казематах Петропавловской крепости, где томились народовольцы: свершилось!..

"Арестован только Рысаков, метальщик, — думал Александр Михайлов. — Остальным участникам покушения удалось скрыться. И уж теперь Николай уедет наверняка!"

Восемнадцатого марта Михайлова вызвали на допрос. После первого марта это был первый допрос. Никто из арестованных народовольцев не знал, что происходит в Петербурге. Были отменены прогулки, свидания. И допросы, до того регулярные, тоже.

Следователь, высокий старик, не отрываясь от бумаг на столе, которые методически перелистывал, сказал: