– В любви. Ну и в шаурме. Или в любви, к шаурме. Мы, кстати, можем быть с тобой счастливы.
– Да ну.
– Конечно.
– Я никогда не любил.
– Ну и дурак, – сказала она и выкинула пакет с остатками соуса, – Нельзя прожить жизнь без любви. С неё всё начинается и ей заканчивается.
– А ты любила? – спросил я. – Где твой хахаль-то? Заделал продукт соития и сбежал?
– Да успокойся ты уже, это не мой ребенок.
– Где взяла?
– На прокат дали.
– Даже не сомневался.
– А может, я и сейчас люблю, – сказала Мария, и её теплые оранжевые глаза засияли как искрящий снег на весеннем солнце.
Я поймал себя на мысли, что мне тяжело оторвать от неё свой взгляд, главное не поддаваться соблазнительным чарам. Она была слишком хороша собой, и умело этим пользовалась.
– Ну, значит, ты счастлива, – ответил я и отвернулся.
– А что мешает тебе, быть счастливым?
– Да чего ты пристала? Может я счастлив! – ответил я, заметно нервничая.
Она звонко рассмеялась, положила теплую ладонь мне на колено и пододвинулась:
– Ты счастлив? Ты?! Вот эта хмурая, угрюмая бука счастлива? – она потрепала меня за щеку, – Да если бы ты знал, что такое счастье, ты бы здесь не сидел! Ты бы убежал отсюда быстрее гепарда! С этой суеты, с этой работы, с этих каждодневных расследований, обысков, задержаний, перестрелок и докладов! Ты бы бежал и бежал, в теплый, уютный уголок, где тебя ждёт твоя любимая, а с ней два сопливых оболтуса и кастрюля с борщом! А в сковородке дымятся горячие котлеты по-киевски. И ты берешь котлетину на вилку и одним укусом уминаешь половину, пережевывая и кряхтя от удовольствия, потому что ты, у себя дома. В своём храме, где есть только любовь и мир. Твой мир, твоего сердца и твоя плоть, от твоей любви. Вот что такое, счастье, Рома. А не вот это вот всё, что ты видишь каждый день, сумрачное, бренное и суетливое.
С большим трудом я убрал её руку с моего колена.
Я слабел.
– Мне нечего тебе сказать, – ответил я. – Возможно, я уже свыкся с мыслью, что личного счастья у меня не было, нет и не будет. А если нет у меня, значит, пусть кто-то другой будет счастлив. И вот за эти котлеты по-киевски, на обеденном столе у хорошей, крепкой и любящей семьи, я и готов бороться. И жизнь готов свою отдать. За чужое счастье, не своё. Не всем дано быть счастливыми. Не всем дано любить. Но каждый, может сделать свой выбор: быть ему человеком или стать пустотой.
Глаза её как будто зажглись. Она посмотрела на меня так восхищенно и трепетно, что я окончательно потерял над собой контроль. Секунда и мы впились друг другу в губы, обнимаясь на лавочке, словно студенты. От неё пахло шаурмой и чем-то очень мягким, сладким и дурманящим. Я опомнился, мне стало жарко, губы мои горели, а разум пылал, сердце беспрерывно стучало, повышая пульс и унося меня в пучину любовной романтики. С большим трудом я оторвался от её нежных губ, встал и пошёл к машине быстрым шагом. Сделав десять шагов, я остановился и обернулся. Мария продолжала сидеть на лавочке, смотря мне в след и улыбаясь. Она улыбалась своей победе. Жестом я показал ей идти за мной.
Мне тоже хотелось улыбаться. Тоже хотелось жить и быть счастливым.
Но генерал Громов, преступник Барков, и хорошие ребята – Дмитрий и Елена, выше личного счастья и котлет по-киевски.
Так иногда бывает, если ты настоящий офицер, а не ряженое фуфло.
Сев в машину, я взял в руки телефон. Следом подошла Мария, вальяжно плюхнулась и поцеловала меня в щечку.
– Теперь и ты счастлив, – сказала она.
– Торжествуешь? – ответил я.
– Да брось, я же вижу, как тебе понравилось, – куражилась она.
Я набрал телефон Дмитрия. После нескольких гудков, он ответил:
– Приезжай в лабораторию, срочно – сказал он мрачно и повесил трубку.
Я задумался. Мария с тревогой смотрела на меня.
– Всё, – сказал я.
– Что? Что он ответил тебе?
– Барков их уже нашёл.
– Как ты это понял? – спросила Мария, после недолгой паузы.
– Он собирает всех в лаборатории не просто так. Там он разделается со мной, потом с тобой и подчинит Дмитрия с Еленой.
– И что же нам делать? – спросила Маша.
По тротуару шла женщина, лицо которой выглядело очень печально. В руках у неё был пакет с продуктами. Она поравнялась с машиной и, посмотрев на Марию – вздрогнула. Пакет выпал у неё из рук, в нём что-то разбилось, и под ним быстро образовалась лужа. Она медленно, подошла к окну и подняла руку, трогая стекло на уровне глаз Марии. Кажется, она что-то шептала, а потом вдруг начала плакать.
– Что с ней? – спросил я, обращаясь к Марии.
– Ничего, поехали, – Мария отвернулась и серьезно посмотрела на меня.
– Погоди, может ей надо помочь, – сказал я и хотел открыть окно.
– Поехали! – вдруг закричала Маша, – Быстро! Слышишь меня! Нас ждут! У нас нет больше времени!
Я завел автомобиль и тронулся с места, женщина била по стеклу рукой и бежала следом.
– Миша! Мишенька! – донесся истеричный крик сзади.
– Это обычная сумасшедшая, не останавливайся, едем в лабораторию! – сказала Мария строгим голосом, – Хватит с меня всего этого.
– Ты о чём? – удивленно спросил я.
– Ни о чём. Ты всё равно не поймешь, – ответила она.
– Странно это всё.
– Нормально.