Три жизни Жюля Верна

Онорина появлялась около восьми часов. Жюль слышал, как она хлопотала в крохотной кухне, и, наконец, в девять часов, как результат ее трудов, в маленькой столовой — она же рабочий кабинет — появлялся завтрак. И Жюль Верн садился за стол с приятным ощущением четырех рабочих часов за спиной.

Завтрак и тщательный туалет занимали почти час. Это было время отдыха, час веселой болтовни, обсуждение событий дня, о которых сообщали газеты, и рабочих планов. За несколько минут до десяти молодой писатель, успевший превратиться в финансиста, брал шляпу, чтобы с последним ударом часов появиться на бирже.

Долгий день на бирже был полон отголосков событий, происходящих во всем мире. Не шум Парижа, а гул земного шара наполнял первое время сны Жюля Верна… или лишал его сна. В 1857 году во Франции и во всей Европе разразился экономический кризис, отразившийся на настроениях рабочих и ремесленников и совпавший с первыми успехами республиканской оппозиции. В том же году в Индии вспыхнуло восстание против английского владычества. На Дальнем Востоке началась опиумная война против Китая, которую Англия вела при поддержке Франции. Все эти события отражались на курсе ценных бумаг и оценивались в цифрах, как сила морских бурь определяется в баллах. Жюль Верн должен был следить за колебаниями ценных бумаг, всегда быть в курсе состояния любого иностранного казначейства, знать прибыли промышленности, железных дорог, торгового флота… Был ли Жюль Верн хорошим финансистом? Мы этого не знаем, но, во всяком случае, научиться на бирже он мог многому: он почти воочию видел бушующую жизнь не только Франции, но и всего мира.

Но и здесь, в суматохе и шуме биржи, существовал уголок, где можно было узнать последние литературные новости или просто перекинуться шуткой с приятелем. В краткие минуты отдыха несколько «эмигрантов из литературы и театра», как они себя называли, нашедших себе пристанище на бирже, собирались справа от колоннады. Часто сюда заглядывал Шарль Валлю, глава не слишком процветающего журнала «Семейный музей», где печатались первые рассказы Жюля Верна, и Филипп Жилль, секретарь Лирического театра. И, конечно, вождем этих сборищ был Жюль Верн.

Короткие вечера, которые Жюль всегда проводил дома, также были посвящены работе или чтению. Только воскресенья были неприкосновенными, и Жюль и Онорина проводили их в Зоологическом саду, в Аквариуме или, запасшись бутербродами и жареными каштанами, отправлялись на загородный пикник.

Новый 1858 год принес новые события: покушение Орсини на жизнь Наполеона III. Итальянский патриот, мстя за подавление революции в Италии, бросил бомбу под колеса кареты императора, когда тот подъезжал к театру. Наполеоновский министр внутренних дел генерал Эспинас в ответ на это разослал в каждый департамент «план»: сколько каждый префект должен арестовать человек по этому делу.

В том же году, в угоду крупным банкирам и промышленникам, а также в интересах военщины, жаждущей славы и доблести, император организовал жестокую экспедицию в Индо-Китай. Аннам и Кохинхина — две провинции страны, которую мы сейчас именуем Вьетнам, — были завоеваны без всякого внешнего повода и причины: просто по праву завоевания. И, наконец, в Китае продолжала свирепствовать «опиумная война».

Опиум, страшный яд, медленно убивающий человека, лишая его памяти, способностей и энергии, был запрещен в Китае. Однако англичане, разводившие опиумный мак в Индии, навязали Китаю войну, добиваясь разрешения торговли этим смертельным наркотиком. В самом конце к этой войне присоединился Наполеон, мечтавший о легкой экспедиции в «варварские страны». В 1858 году англо-французский корпус вступил в Кантон.

Битва в Индии не затихала, — наоборот, она принимала ожесточенный характер. «За каждую разрушенную христианскую церковь — сравнять с землей сто индусских храмов, — писал лондонский «Таймс», — за каждого убитого европейца — предать мучительной казни тысячи повстанцев, не щадя стариков, женщин и детей…»

В апреле война вспыхнула в самой Европе: выдавая себя за друга угнетенных национальностей, Наполеон напал на Австрию с целью завладеть Италией.

Все лето биржу трясло, как в лихорадке, и Жюлю Верну пришлось даже на время изменить свой распорядок дня, так как он иногда целыми ночами просиживал в конторе Эггли. Наконец наступил кризис болезни Европы, завершившийся миром, заключенным в Виллафранке. Одиннадцатого июня Жюль Верн неожиданно увидел себя совершенно свободным, по крайней мере, на месяц: зеленые жалюзи в доме N 72 по Прованской улице были закрыты наглухо, и дверь заперта на замок — на бирже царил мертвый штиль.

Детская мечта о путешествиях, казалось, уснувшая навсегда, последние годы почти не тревожила Жюля Верна, погруженного в тайны электричества, исследующего в воображении другие планеты солнечной системы, странствующего по всему миру, не выходя из своего кабинета. Но неожиданно судьба, так часто посылающая нам слишком запоздалое исполнение наших желаний, вновь разбудила в нем этот юношеский жар, тлеющий под остывшими углями.