Читаем Три жизни полностью

— Меланкта, — начал Джефф, очень медленно. — Меланкта, было бы неправильно с моей стороны, если бы я не сказал тебе, почему на прошлой неделе я исчез и вообще чуть было навсегда тебя не лишился. Джейн Харден стало хуже, и я пошел к ней, чтобы помочь. А она стала рассказывать мне все, что знала о тебе. Она не знала, как близко я теперь тебя знаю. А я ей не сказал, чтоб она перестала. И слушал, пока она все-все мне про тебя не рассказала. И такая у меня тяжесть на душе возникла, когда она все это мне рассказала. Я знал, что все, что она мне про тебя сказала, правда. Я знал, что ты вела себя достаточно свободно, Меланкта, я знал, что ты любила развлекаться именно так, как я всегда терпеть не мог, если цветные так развлекаются. Я даже и понятия не имел, пока Джейн Харден мне об этом не рассказала, что ты такие дурные вещи вытворяла, Меланкта. Когда Джейн Харден мне все это рассказала, мне, Меланкта, стало совсем плохо. У меня все время в голове вертелось, а вдруг, Меланкта, я для тебя всего лишь навсего очередной такой же вот как все прочие, и ничего я не мог с собой поделать. Может быть, я был и не прав, что отнесся к тебе с таким недоверием, Меланкта, но мне все это показалось таким мерзким. Я просто пытаюсь быть с тобой честным, Меланкта, ты же сама всегда хотела, чтобы я был с тобой честным.

Меланкта выдернула руки из рук Джеффа Кэмпбелла. Она сидела и смотрела на него, и в самой ее злости была большая толика презрения.

— Если бы ты хоть когда-нибудь думал не только о себе, Джефф Кэмпбелл, ты бы поостерегся говорить мне такие вещи, Джефф Кэмпбелл.

Джефф какое-то время помолчал и подождал, прежде чем ответить ей. Удерживала его от быстрого ответа не та сила, которая была заключена в словах Меланкты, потому что на них-то, на сами по себе, он знал, что ответить, удерживала его та сила, которая заключалась в том чувстве, которое переполняло Меланкту, и на это чувство ответа у него не было. Наконец он как будто стряхнул с себя чары и очень медленно, и очень решительно, как будто при каждом сказанном слове ему приходилось бороться с самим собой, он начал отвечать.

— Я же и не говорю, Меланкта, — начала он, — что с моей стороны не было бы правильнее остановить Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать, а вместо этого прийти к тебе, чтобы ты сама мне рассказала о том, какая ты была, когда мы с тобой совсем еще не были знакомы. Я же и не говорю, и не думал говорить, Меланкта, что мне не следовало бы именно так и поступить. Но я при этом ничуть не сомневаюсь, и то есть, я совершенно уверен в том, что имел полное право узнать, какой ты была раньше, и как ты жила, и что ты хотела понять в этой жизни, и какими способами к этому пониманию пыталась прийти. Я ведь и вправду имел полное право знать про тебя такие вещи, Меланкта. Я же и не говорю, Меланкта, и прямо тебе говорю об этом, я же и не говорю, что с моей стороны не было бы правильнее остановить Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать, а вместо этого прийти к тебе, чтобы ты сама мне обо всем этом рассказала, но я думаю, мне просто показалось, что если ты сама мне обо всем этом расскажешь, это будет еще того больнее. А может быть, мне не хотелось причинять боль тебе, лишнюю боль, когда ты стала бы мне обо всем этом рассказывать. Ну, в общем, я не знаю, я не говорю, что это было только для того, чтобы тебе не причинять лишней боли, или чтобы себе не причинять. Может быть, я просто вел себя как трус, когда не остановил Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать, вместо того, чтобы прийти к тебе, чтобы ты сама мне все рассказала, но в чем я точно уверен, Меланкта, так это в том, что имел полное право знать про тебя такие вещи. Я никогда, слышишь, Меланкта, никогда-никогда не говорил, что не имею права знать про тебя такие вещи.

Меланкта рассмеялась резким своим презрительным смехом.

— Зря ты только маялся, Джефф Кэмпбелл, зря переживал насчет того, спрашивать меня об этом или не спрашивать. А если бы даже и спросил, то никакой такой боли не было бы и в помине. Я бы все равно тебе ничего не сказала.

— Не уверен я в этом, Меланкта, — сказал Джефф Кэмпбелл. — Мне так вот кажется, что ты бы мне все равно все рассказала. И кажется мне, что единственная моя ошибка — в том, что я не остановил тогда Джейн Харден, когда она начала мне все это рассказывать. И я точно знаю, что ничего неправильного нет в том, что я обо всем этом узнал. Я совершенно точно знаю, Меланкта, что если бы я к тебе сюда пришел и спросил, то ты бы про все это сама мне рассказала, Меланкта.

Он замолчал, и чувство внутренней борьбы, упорное и злое, осталось лежать между ними на траве. И это была такая борьба, которая теперь будет идти между ними всегда. Это была такая борьба, которая теперь будет идти между ними всегда точно так же, как голова у каждого из них всегда будет работать совсем не так, как у другого, и душа тоже.

Наконец, Меланкта взяла его за руку, наклонилась над ним и поцеловала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги