И кому какое дело, что турниковые мозоли, эти кругленькие жесткие пяточки у подножия дружной четверки пальцев каждой руки – неизбывные, вечные, не могут быть свежими? Кому какое дело, что нежные Мишины волдыри можно натереть лишь чем-нибудь вроде лопаты с коротким черенком? Никому никакого дела, и правильно: в такие моменты главное – не замечать мелочей.
Миша сел на кровати и, крепко помассировав лоб, огляделся: кровать брата была пуста и застелена, за окном ослепительно синело небо, из зала выползал ленивый утренний разговор. Парень успел одеться и заправить постель, прежде чем мама пришла будить его.
– Молодец. Завтрак через десять минут.
Умываясь, Миша неторопливо планировал день: «За рассказ сегодня не сяду: пусть зреет. Надо к Дрюне зайти. Если ничего не придумаем, то после обеда – к Светке. Вечером по телеку кино какое-то крутое – надо с ней поскорее…» Захватив на помазок пышной белой пены, Миша поджал губы и чуть прикусил их изнутри, затем тщательно извазюкал нижнюю часть лица, потом высвободил губы, и они ярко расцвели среди пенной пустыни. Бритвенные дорожки всегда получались ровные и приятные – совсем как в рекламе. Срезав прыщик, Солев досадливо подумал: «Когда же они кончатся?» Кровь остановилась быстро.
Завтракали все вместе и никуда не спешили: была суббота; завтракали молча и вяло: как видно, всем в эту ночь приснились загадочные сны, которые так удобно пережевывать вместе с пищей. После завтрака Софья Петровна осенила себя крестным знамением и прошептала благодарственную молитву, Виктор Семенович слегка побледнел и перекрестился торопливым округлым движением, будто начертил на себе греческую букву альфа, Женя перекрестился старательно и правильно, а Миша коротко сказал: «Спасибо», – и вышел из кухни.
Парень прямиком прошел в спальню, вспоминая историю о том, как Бог позволил сатане уничтожить имущество и детей праведника Иова, чтобы проверить, даром ли богобоязнен Иов. А многострадальный, вмиг лишившись всего, сказал: «Господь дал, Господь и взял. Да будет имя Господне благословенно!» А дальше… Но Миша не стал читать, что же дальше: он отдернул руку, протянутую было к Библии, и подумал возмущенно: «Нет, мой герой не Иов, он не сумасшедший!» Подумав так, Солев ушел в зал, врубил телевизор и вместе с остальными посмотрел туповатую развлекательную передачу, а затем отправился к Дрюне.
У Дрюни были большие воспаленные глаза, очень бледное лицо и влажное рукопожатие. Его бабушка, открывшая дверь, предложившая гостю тапочки и исчезнувшая на кухне, смахивала на старого верного пуделя. Миша прошел в комнату Дрюни вслед за хозяином, плотно прикрыл дверь и спросил:
– Какие планы?
– Не какие планы, а какой план, – вполголоса поправил Дрюня и ответил: – План хороший.
Он с размаху клюнул двумя пальцами клавишу маленького раздолбанного однокассетника. Тот слегка призадумался, а затем воспроизвел тоскливый и чистый скрипичный мотив, подслушанный у кого-то из классиков, потом внезапно смолк, словно набирая воздуху в металлико-пластмассовые легкие, и после паузы ужасающе завизжал. Пару минут Солев терпеливо слушал то, как некий сатанист с длинными сальными волосами и татуировкой на плече (один из изображенных на вкладыше подкассетника) визжит, орет и рычит по-латыни под безумную, безудержную, кузнечно-ритмичную музыку, от которой учащается сердцебиение и хочется убивать. Не выдержав, Миша щелкнул рычажком магнитофона, и сатанист захлебнулся в радиоволнах, а его рев сменился тягучим медляком.
Дрюня вздрогнул и с ненавистью зыркнул на Мишу, но постепенно опомнился и произнес:
– Это я вчера купил. Знаешь, как называется?
– Как? – Солев непонимающе глянул на угловатую английскую надпись.
– «Разлагающийся Христос».
– Какая гадость!
Дрюня загоготал, а затем принялся, фальшивя, но зато чисто выговаривая слова, подпевать голосистому американцу. Потом вновь расхохотался, но вдруг посерьезнел и напомнил:
– Я уже говорил, что есть план. План убийственный, а цена та же. Мы с Сереней сегодня у него на хате обкуриваемся. Ты как? Можно два костыля взять.
– Да фиг его знает… – нерешительно пробормотал гость.
– Ты сколько уже не обкуривался?
– Месяц где-то.
– Самое то, – авторитетно произнес Дрюня. – Раз в месяц можно, святое дело. Я раз в неделю обкуриваюсь – ничего, Сереня по два, по три раза в неделю хреначит – тоже ничего. А насчет денег – пива разок не попьешь, вот тебе и деньги…
– Да я знаю… Ладно, давай. Когда встречаемся?
– В пять подходи к Серене. План убийственный – давно такого не было, – заключил Дрюня и вырубил магнитофон.
Помолчали.
– А у меня новость, – сказал Миша, и его фраза прозвучала слегка фальшиво, как и все заранее заготовленные фразы. – Я рассказ начал – может получиться что-то офигенное.
– Опять про самоубийц?
– Нет.
– Жаль, что не про самоубийц, – огорчился Дрюня и риторически вопросил: – Как к этому отнесется господь сатана?
– Ты правда, что ли, сатанист? – с некоторой брезгливостью поинтересовался Миша.
– А что?
– Да так… Можно от тебя позвонить?
– Конечно, нельзя.